Воздух в священной роще был неподвижным, словно сама природа затаила дыхание в ожидании чего-то неотвратимого. На мшистом камне, у подножия самого высокого столба с одноглазым деревянным ликом, лежала связанная девушка не старше пятнадцати-шестнадцати зим. Её светлые, почти белые волосы растрепались по тёмному мху, сливаясь с мертвенной бледностью кожи. Широко раскрытые глаза цвета летнего неба смотрели в хмурую высь. В пальцах, слабо сжатых в последней судороге, застрял жалкий пучок зверобоя, который успела сорвать по дороге, словно надеясь найти в нём спасение.
Над ней стоял молодой мужчина. Его лицо, обрамленное беспорядочными прядями рыжей бороды, было искажено не яростью, а чем-то иным, в широко раскрытых глазах тлела искра безумия. Его грудь тяжело вздымалась, а в могучей, но теперь дрожащей руке был зажат тяжёлый нож, лезвие которого уже успело почернеть от крови.
– Прости… – прохрипел он, но это слово затерялось в ветре, не долетев ни до богов, ни до её ушей.
Нож снова взметнулся, коротко и тускло блеснув в косом свете угасающего дня. Удар был точным. Девушка не вскрикнула – лишь выдохнула, коротко и обречённо, её тело обмякло. Алая струя, тёплая и живая, с силой брызнула на тёмную древесину идола, стекла и впиталась в землю…
Мужчина отшатнулся, и окровавленный нож с глухим стуком упал на влажную землю. И только тогда, глядя на бездыханное тело, на её тонкие пальцы, всё ещё судорожно сжимавшие жалкую травинку зверобоя, до него стало медленно доходить, какое чудовищное и необратимое действо он только что совершил.
Осенний ветер проснулся и зашелестел пожухлой листвой у подножия почерневших от времени и дождей деревянных столбов…
– Куда теперь Хальвдан-купец держит путь? – спросила Вальборг, едва кнарр выбрался из узких берегов Висгард-фьорда в открытое море. Ветер, словно обрадовавшийся простору, с силой ударил в парус, и судно ринулось навстречу седогривым волнам.
Эйнар, её избавитель, племянник владельца корабля, стоял у борта, не оборачиваясь.
– В Бёрге, – бросил он через плечо коротко и сухо.
«Верно, так называется его двор», – с замиранием подумала Вальборг, сжимая в кармане плаща заветный гребешок – память о матери. Она тщательно скрывала своё невежество: где находится Бёрге, велик ли он, богат ли? Невеста, выкупленная из рабства, не должна выказывать излишнего любопытства. Она заставила себя промолчать, хотя душа трепетала от любопытства.
За последние дни Эйнар, выкупивший её у прежнего хозяина, Атли хёвдинга, заметно переменился. Ласковые речи и жаркий шёпот сменились скупыми словами, а в его глазах, прежде столь влюблённых, теперь читалась лишь усталая отстранённость.
«Что ж, надо терпеть, – сурово утешала она себя, поёживаясь от порыва ледяного ветра. – Мужчине не пристало нежиться в объятиях, когда впереди – дело. Главное, он даст мне свободу и женится. Скоро… скорей бы уж!»
Вальборг облокотилась о высокий борт и уставилась в бескрайнее, мерно дышащее, прозрачно-зелёное море. Оно просачивалось в гребные люки, оставляя на досках палубы влажные солёные следы. Светло-серое небо в разводах и прожилках плакало редким дождём. А вдали таял, меняя очертания, берег – узкая полоса, тонкая нить, связывающая её с прошлой несчастливой жизнью.
И хотя море было таким огромным и грозным, а корабль – всего лишь послушной щепкой в ладонях морского великана Эгира, Вальборг не могла вспомнить, когда ещё за последние годы она чувствовала себя такой счастливой. Конечно, она побаивалась неизвестности, но этот страх щекотал душу радостным предчувствием, а не леденил мрачной неопределённостью. Впереди её ждала давняя мечта.
Она родилась рабыней. Это слово жгло душу с самого детства. Рабыней была её мать, которая умерла, едва успев подарить Ваальбьёрг жизнь. Одно из первых воспоминаний: позднее лето, ей зим пяти от роду. Подобрав подол своего грубого платья, девочка гоняла по двору старого петуха, клевавшего зёрна у порога амбара. Внезапно из дома вышла хозяйка, жена хёвдинга, высокая и худая, с вечно поджатыми губами. Девочка замерла, прижимаясь к бревенчатой стене.
