Всего дороже честь сытая да изба
крытая
Когда размокшую глину на дорогах
схватили первые морозы, а поля слегка присыпало снежком, названные
братья отправили Нечая в лес за дровами. Лошаденку Ставр как
нарочно самую ледащую в хозяйстве выбрал, знал, что Нечай сдюжит.
Если понадобится, на своих плечах груз вывезет, не впервой.
Сила приемышу была дарована
немерянная, и будто бы год от года все прибывала. Куда ж боле? И
так голыми перстами железо гнет. Хорошо еще, нравом кроток, а
после смерти матушки вовсе стал молчуном.
Все же побаивался Ставр названного
меньшого братца, а ну как невесту найдет горластую и свою часть
дома потребует, родительское добро делить заставит? Согнать
бы Нечая со двора, да работник он уж больно толковый, пашет
за семерых, ест за одного. Где еще такого сыскать…
И отец завещал приемыша не обижать,
хотя строг бывал с Нечаем не в пример матушке. С опаской на него
смотрел - чужое семя, неведомое племя, широк в плечах, легок в
шаге, волосом и лицом светел, а в глазах озерная синева плещется -
прозрачная, но тронутая осенним холодком.
Прочие селяне были и ростом ниже и
телом жиже, чернявы и суетливы. Нечай среди них как молодой дубок в
окружении корявых осинок. Крепко в землю упирался и тянулся могучим
стволом вверх. Недаром лес очень любил и поле, будто тесно ему
приходилось в дому, где хозяйничали после смерти родителей
женатые братья – жадные и зависливые.
Вот и за дровами Нечай с охоткой
пошел без подмоги. Завернул в тряпицу ржаного хлеба ломоть,
подкормить лебедей. В прошлый раз на запруде у мельницы увидал
Нечай стаю, отдыхающую перед долгим перелетом, а чуть поодаль
беспокойного лебедя, - тоскливо клонил он гордую голову
на гибкой шее, метался у берега, кого-то безгласно звал. Может,
пару его охотники подстрелили…
Немного не добравшись до знакомой
вырубки, Нечай привязал лошадь к старой березе и побежал с пригорка
к воде, уже схваченной тонкой ледяной коркой. В широкой полынье
плавал тот самый лебедь – один остался, вроде бы крылья целы, а
вместе со всеми почему-то не улетел.
— Меня дожидешься, - с улыбкой
прошептал Нечай, доставая из-за пазухи хлеб. – Э-э, да ты у нас
лебедушка молоденькая, не боись, плыви ближе, жаль, пояса заветного
я не надел, а то услышал бы о твоей беде, может, чем пособил. Я
ведь тоже один на свете маюсь, люди в поселке чураются, братья
держат заместо рабочей скотины. Были бы у меня крылья, с тобой
полетел, мир велик, говорят, много чудес таит…
Лебедушка чинно выслушала его речи,
а после легко оторвалась от воды, крикнула жалобно и, сделав малый
круг над запрудой, исчезла за лесистыми холмами. Долго Нечай вслед
смотрел, пока ветер не бросил в лицо белое перышко, словно
прощальный подарок с небес.
— И то ладно, что цела, догоняй
своих, а я уж здесь как-нибудь...
Вздохнул Нечай, перышко в заплечной
суме спрятал и споро вернулся к смирной своей лошадке. Разгулялся
осенний денек, шустрили в кронах белки, посвистывали синицы. Ватага
дроздов с недовольными криками вырвалась из рябинника, заслышав
гиканье топора, которым Нечай рубил на жерди молодые озябшие
березки.
А вот обратная дорога вышла
нелегкой, - перестарался молодец, тяжело нагрузил возок.
Жалея взмокшую Сивку, скормил ей остатки краюхи и на взгорке сам за
оглобли взялся.
— Отдохни, родимая, годов в тебе
накопилось много, а сила истаяла.
Подзадоривая скотину, Нечай
беззлобно ворчал:
— Смотри, не отстань, старушка, а то
волки съедят!
И вдруг впереди послышался дробный
перестук копыт: вылетел из-за поворота резвый конь, а на нем
статная всадница в парчовой шапочке с меховой опушкой.
Заметив Нечая, девушка туго натянула
вожжи и рассмеялась, явив на румяных щеках лукавые ямочки, а после
важно промолвила:
