Сабиров
— Сабиров, у тебя телефон звонит, — женский голос шепчет мне жарко
в ухо, — будешь отвечать?
Я рычу от раздражения: ненавижу, когда меня отвлекают, особенно
в такой момент. Перекатываюсь на живот, протягивая руку к тумбочке,
где без остановки жужжит мобильник.
Кто там считает себя бессмертным? Беру в руки телефон, с
мгновение разглядываю надпись на экране: «неизвестный абонент».
Терпеть не могу ночные звонки, а еще больше — с неизвестных
номеров. Мысленно прокручиваю события прошедших дней, не ощущая
никакого волнения: по всем фронтам тихо, проблем ни откуда быть не
должно.
— Слушаю, — произношу недовольно. Девчонка, Катя или Маша, не
помню, как там ее, садится по-турецки на кровати и смотрит на меня
выжидательно.
Вот придурки, весь кайф обломали.
— Арслан? — голос незнакомый, механический, похоже, через
спецпрограмму. Очень интересно.
— Если ты звонишь на этот номер, то точно знаешь, кто тебе
ответит, — произношу ровно.
Пауза.
Я перестаю строить догадки о том, с какой целью мне позвонили.
Жду, что он скажет, пока женские руки скользят по моим плечам: Катя
перебралась поближе и пытается вернуть к себе мое внимание.
— Твоя дочь у нас, — на секунду я застываю, пытаясь переварить
услышанное, а потом начинают громко хохотать.
— Придурок, ты хоть знаешь, кому звонишь? У меня нет детей.
Дурацкий розыгрыш явно не по адресу, найду этого телефонного
хулигана, вырву ему руки и вставлю вместо них спички, чтобы отучить
от дурной манеры названивать с угрозами незнакомым людям.
Серьезным людям.
Мой собеседник терпеливо ждет, когда я досмеюсь. Вопреки моим
ожиданиям, он не сбегает, поджав хвост, и не сбрасывает вызов.
Он не просто идиот — он камикадзе.
— Посмеялся? А теперь слушай.
Сухой щелчок, возня, и где-то на заднем фоне раздается
испуганный детский крик, переходящий в плач. Такой жалобный, что
даже у меня неприятно екает сердце. Судя по голосу, это совсем
кроха.
— Мама! Мамааааа, — захлебываясь слезами выдает высокий голосок,
— пусти!
Своих детей у меня нет, но это не значит, что мне приятно
слышать, как кто-то издевается над ребенком. Самое мерзкое, что
может быть — это шантаж детьми.
— Слушай сюда, — говорю я неизвестному собеседнику довольно
жестко, — знать не знаю, кому ты звонишь и что затеял, но у меня
нет детей. Отпусти ребенка, придурок, пока за тобой не пришли.
Киднепинг — дело серьезное, за такое по головке не погладят. И я
готов лично поспособствовать тому, чтобы виновника наказали.
— Тебе напомнить? Ладно, — милостиво отвечает он, — Карина
Варламова.
Мне даже глаза закрывать не надо, чтобы вспомнить ее и
представить. Зеленые большие глаза, светлые кудри. Тонкие пальцы,
узкая талия, длинные ноги. И запах, запах жасмина. Я словно
чувствую его сейчас, только взяться ему тут неоткуда.
— Девочке год и восемь, — между тем безжалостно продолжает мой
неизвестный собеседник, — считать ты хорошо умеешь.
Я резко встаю, отталкивая от себя протянутые женские руки, делаю
несколько шагов к окну, разглядывая оживленный ночной проспект.
Нет, этого быть не может. Я не видел Карину с тех самых пор, как
мы расстались. Ну да, почти два с половиной года назад.
Возможно, она успела завести за это время ребенка, только я тут
причем? У меня не бывает незащищенных связей.
Если бы я стал отцом — я бы знал об этом. Точка.
— Верни девчонку на место, — рычу так, что рядом со мной
вибрируют оконные стекла, а Катя испуганно шарахается к выходу,
прикрываясь простыней. Если он похитил ребенка Карины, пытаясь
выйти на меня… Черт.
— Чтобы твоя дочь осталась живой, — монотонно говорит трубка, —
ты должен будешь выполнить ряд наших условий. Мы свяжемся с тобой
через два дня. Этого времени тебе хватит, чтобы найти Карину и
убедиться, что это милая девочка, которая сейчас так жалобно рыдает
в соседней комнате, — твоя.
