Мирослава.
— Мам, — позвал Серёжка, — к нам кто-то пришёл.
Я со вздохом глаза открыла, бросила взгляд на часы — начало
восьмого только. Воскресенье. Черт. Потом на сынишку взгляд
перевела, светлые волосы взъерошены, а глаза испуганные
почему-то.
— Я не слышала звонка, — потянулась в постели я, — пойдём дальше
спать, а потом мультики будем смотреть и пиццу закажем.
— Они не звонят. Они сами открывают дверь.
Показалось, понадеялась я. Ему показалось, он маленький совсем,
шесть лет только. Села на постели, прислушалась. В моих ногах
обычно спит Матильда, старая уже, толстая и ленивая кошка. Но
сейчас она смотрит в сумрак прихожей, шипит, шерсть на загривке
вздыбилась.
— Лезь в шкаф, — шёпотом велела я. — И сиди тихо, как
мышка.
Серёжка кивнул и послушно в шкаф-купе полез. Я дыхание на миг
задержала и вышла в прихожую, взяв по пути сотовый и боясь того,
что он не пригодится, не поможет просто. Включила свет. Так и есть,
дверь, которая стоила диких денег, которая, как обещали, могла бы
удар из миномёта выдержать, явно собиралась открыться. Навороченная
система замков тихо щелкала, потом на пол со звоном выпала какая-то
деталь и дверь открылась полностью.
Их трое было, крупные мужчины сразу заполнили собой мою
небольшую прихожую. Мой взгляд беспомощно мечется от одного к
другому, я понимаю — да, полиция не поможет. Услышат в чем дело, не
приедут просто. Или приедут, посмотрят и развернутся. К таким людям
они стараются не лезть.
— Мира! — расплылся в улыбке самый широкий мой незваный гость. —
Сколько лет, сколько зим!
— Могли бы позвонить, — сдерживая дрожь в голосе ответила я.—
Зачем дверь портить?
— Слишком уж ты непредсказуемая баба, Мирочка. К тебе в дверь, а
ты в окно. Целый год тебя искали. Как дела, как жизнь молодая, чаем
напоишь?
Один его охранник, ростом под два метра, с лицом словно
высеченным из камня, у дверей встал. Другой осмотрел кухню, кивнул,
отправился в комнату. Там Серёжка. Господи, страшно-то
как…
Чайник ставлю, руки подрагивают. Таким, как Виктор, свой страх
показывать нельзя — загрызут. Поэтому внутри волки воют, а спина
прямая, словно на сцену выходить. И только один вопрос — что им от
меня нужно, черт возьми?
— С сахаром?
— Как всегда, — подмигнул Виктор.
Я добавила три ложки — он сладкое любил ужасно. Достала
пирожное, горсть хороших конфет. Потом только села и дыхание
перевела — ноги от страха не держат, ещё охранник этот в дверях,
словно всем видом говорит, что выхода теперь нет…
— Что тебе нужно? — наконец, решилась спросить я. — Ты меня
отпустил. Ты сказал, что я свободна. Зачем ты здесь?
— Соскучился, — снова улыбнулся он. — А мелкий твой
где?
— В лагере, — спокойно ответила я. — Умный он у меня очень, в
Англию уехал на три недели язык совершенствовать.
Тогда он меня ударил. Буднично совершенно, отодвинул чашку чая,
чтобы не опрокинуть, пироженку тоже в сторону поставил, через стол
перегнулся и ударил ладонью плашмя. Зубы у меня клацнули, щеку
прикусила, рот кровью наполнился.
— За что?
— Чтобы не врала.
И дальше чай пьёт, а у меня в ушах гудит. Господи, только бы
Серёжка из шкафа не вылез. Как хорошо, что не видел, как ударили
меня…
— Что тебе нужно? — вновь повторила я.
Виктор вздохнул, головой покачал, посмотрел на меня, как на дитя
неразумное. Потом подозвал жестом и один из его телохранителей
шагнул на кухню, бросил на стол папку. Я накрыла её ладонью и
замерла на мгновение. Понимала, не ждёт меня там ничего хорошего.
Открыла и едва сдержала эмоции, вовремя напомнив себе — этим
ублюдкам нельзя показывать свою слабость.
С фотографии на меня смотрел Давид. Не такой, каким я помнила
его. Повзрослел, возмужал. На висках уже немного седина серебрится,
но все так же чертовски красив. Самый красивый мужчина из всех, что
у меня были. Самый умный. Самый невозможный.
