- Обожаю, когда вызывают в такие
культурные места, - сказала я, выпрыгивая из полицейской «таблетки»
на парковку, возле выставочного зала. – В театре я была, в
консерватории тоже, и в университет заезжала, а теперь вот до
выставки дошла. Красота!
- Воруют везде, - пробурчал Владик
Воронов, наш опер, который дежурил со мной на этих сутках.
- Но тут-то воры, наверняка,
культурные, - заметила я, поплотнее запахивая куртку, чтобы
спрятать пистолет от моросящего холодного дождя, ну и самой тоже
спрятаться.
- Ага, это всё меняет – культурные
жулики, - съязвил Владик и поёжился: - Ну и погодка… И ведь уже
весна.
- Ну какая весна, о чём ты? Март
только начался. У нас это не весна, а ещё зима, – мы побрели в
сторону выставочного зала, оранжевые пятна фонарей отражались в
тёмных лужах.
- И почему они всегда вечером
сообщают о кражах? – бурчал Владик. – Ведь телефон у них украли ещё
утром. Трудно позвонить, что ли?
- Не ной, - посоветовала я ему. –
Какая разница, когда сообщили? Наше дело – материал собрать. Всё
равно найдём, только когда телефон сыграет.
- Ага, через год, - проворчал
он.
- Это уж как получится, - сказала я
философски.
На крыльце выставочного зала нас
поджидал эксперт – длинный дядька в очках и с пышными усами, как на
старинных портретах.
- Привет, рыжая-бесстыжая! –
поздоровался он со мной. – Погодка шепчет, а?
- Рыжую – прощаю, за бесстыжую дам
по физии, Алексей Степанович, - привычно ответила я ему, поднимаясь
по ступеням.
- Да ладно, Анютка! – не поверил он.
– Я с тобой пять лет работаю, ты мне ещё ни разу не дала.
- И не дам, вы не в моём вкусе, -
огрызнулась я и толкнула дверь.
Внутри было темно – свет на первом
этаже уже погасили, но на втором горели лампы. Туда я и пошла, пока
эксперт с опером делились впечатлениями от дня дежурства, обсуждая
выезды, которые прошли без меня.
- Есть кто-нибудь? – позвала я,
поднявшись по широкой мраморной лестнице.
Лампы на втором этаже здесь горели
только над выставочными картинами. Китайская живопись. Цветочки,
птички, иногда – воздушные девы с нежно-розовыми личиками. Как
будто китаянки такими бывают. Они все смуглые, с желтоватой кожей.
Ничего общего с богинями на картинках.
Я пошла по залу, высматривая хоть
кого-нибудь из персонала, но было тихо и пусто, так что даже
немного жутко. Сразу вспомнился фильмец про ночь в музее…
В центре висела огромная картина –
на серой немного затёртой бумаге, с чуть поблекшими красками. Я
невольно остановилась, разглядывая её. На картине изображался
цветущий сад – всё в типичной китайской манере, широкими мазками,
вроде как ребёнок рисовал, но в этой мазне сразу и безошибочно
угадывались цветущая слива, дикие орхидеи, хризантемы и бамбук. И
женская фигура – типичная для китайского искусства. Воздушные
одежды, розовое личико, слишком большие глаза, и даже прядки надо
лбом художник умудрился сделать рыжеватыми. Прямо польстил модели.
Сначала я не поняла, что зацепило меня в этой картине, но чем
дольше смотрела, тем больше понимала – картина неправильная. И не
из-за розового личика китайской красавицы.
Продолжая разглядывать картину, я
неожиданно обнаружила в зарослях бамбука нарисованную змею.
Притаившись среди травы, она свилась в клубок и настороженно
подняла треугольную голову, следя за красавицей в воздушных
одеждах.
Глупая картина.
Я обернулась и чуть не вскрикнула –
из-за стола администратора на меня смотрел старик-китаец. На жёлтом
морщинистом лице глаза казались чёрными щёлочками. Старик улыбался,
и редкий белый пух на макушке и висках колыхался, как от ветра.
Только потом я сообразила, что рядом со стариком работает
кондиционер и гонит поток воздуха.
- Полицию вызывали? – спросила я
по-русски.
