Самолёт мягко подрагивал, как будто и он не был до конца уверен, стоит ли подниматься в небо. За окном – белёсое утро, обнажённое и тёплое, как начало чего-то важного. Я сидела у иллюминатора, с рюкзаком на коленях, вцепившись пальцами в ремень безопасности так, будто он был последней ниточкой к прежней мне.
– Перелёт займёт около трёх часов, температура в Риме +29, – раздался в динамиках голос стюардессы.
Я выдохнула. Сама себе. В этот момент во мне уживались сразу три девушки: та, что уехала из дома, не попрощавшись по-настоящему с родными; та, что поступила в университет в Москве, не зная, как переживёт одиночество; и та, что наконец-то сделала себе подарок, о котором мечтала с детства.
Италия.
За свои.
Заработанные переводами, бессонными ночами, текстами, что никто не читал, кроме заказчиков.
Это был мой первый взрослый шаг, мой личный старт.
Я не искала приключений – я просто хотела почувствовать себя свободной.
Но, как назло, настоящая свобода почти всегда начинается с турбулентности.
Самолёт слегка качнуло. Я закрыла глаза.
А где-то в недалёком будущем уже звучала музыка, которой ещё не было.
Мелодия, которая изменит всё.
Комната была именно такой, как я хотела: ничего лишнего, но всё – со вкусом.
Светлая простыня, светлое дерево, мягкий плед на кресле. Даже крохотная ваза с засушенными лавандовыми ветками на тумбочке – как будто её поставили специально для меня.
Это не был дорогой номер. Но он выглядел дороже, чем стоил. А я ведь знала – как выглядят вещи «с претензией» и как – по-настоящему.
Я открыла чемодан, разложила косметичку, аккуратно повесила платье на плечики. Даже если это просто короткая поездка, я должна была чувствовать себя достойно.
Сотовый завибрировал на прикроватной тумбе.
Эльмира. Конечно.
– Алло?
– Зарина ну, ты жива вообще? – голос был громким, как всегда. – Вон уже Милана пишет мне в директ: мол, она где?
– Я только зашла в номер, – сказала я, проходя к балкону.
– Какой этаж? Какие шторы? Ты довольна? Или будешь ныть, что белая постель – это скучно?
Я усмехнулась едва заметно. Она знала меня лучше, чем я иногда хотела.
– Четвёртый. Шторы светло-серые, лен. Полочки ровные. В ванной – мрамор. Маленький, но настоящий.
– М-мм, – протянула она с одобрением. – Сама выбирала?
– Конечно сама. Я ведь взрослая теперь, если ты забыла.
– Ага. Восемнадцать тебе – и сразу Наполеон. Ладно, шучу. Просто мы с Миланой спорили: ты заплачешь в первый вечер или на второй.
Я посмотрела в окно. Улица внизу напоминала открытку, только звуки были настоящие.
– Ни в первый, ни во второй, – ответила я спокойно. – Это не побег. Это – мой выбор.
– Вот это я понимаю. Ладно, отдыхай. Если что – сразу звони, даже если будет три ночи. Я тебя прикрою, буду зевать рядом.
– Спасибо, Эля.
– Не забывай: ты не просто на отдыхе. Ты – в начале. Только не перепутай, что начало – не всегда красиво начинается.
Связь прервалась, а я всё ещё стояла с телефоном в руке, будто внутри звонка осталось что-то незавершённое.
Может, её слова.
А может, та самая мысль:
Я – в начале чего-то, о чём даже не подозреваю.
Вечерняя Римская жара медленно отступала, будто сама не спешила отпускать город из своих объятий. Улицы были живые, звенящие, наполненные голосами, вспышками камер, запахами кофе, старого камня и цветов.
Она шла медленно, будто боялась пропустить какой-то знак.
Миновала поворот – и остановилась.
Колизей.
Он был именно таким, как на открытках. И совсем не таким.
Реальный. Высокий. С трещинами времени и гордостью тех, кто его когда-то строил.
Она не двинулась вперёд. Не фотографировала. Просто стояла у фонтана, в котором играла лазурная вода, как будто солнце осталось в ней даже после заката.
