Ярко. Близко. Нежно

А он любил её, любил давно и безнадёжно.

Когда он впервые увидел её? В родительском доме, в разгар весны, невообразимого аромата просыпающейся природы, свежести трав, цветущих деревьев. Она диссонировала с окружающим, не вписывалась в пейзаж ухоженного сада, выделялась. Всегда, везде, словно яркое пятно на безликом фоне действительности.

Она была похожа на кинодив начала двадцатого века. Холодная красота Марлен Дитрих, помноженная на соблазнительную мягкость Вероники Лейк. Высокая блондинка с несовременным лицом, без рельефных скул, огромного рта, лисьих глаз. Обладательница безупречных манер, изысканного вкуса, острого ума, неизменно приковывала к себе внимание, где бы ни находилась. Мужчины не сводили глаз, женщины бросали взгляд украдкой, чтобы сравнить, неминуемо не в свою сторону.

Он зачарованно смотрел на белую кожу, пряди, в которых путалось весеннее солнце, хрупкое запястье с браслетом, готовое соскользнуть по тонкой кисти. Разглядывал исподтишка, крадучись, словно воровал запретные сладости.

Она отвечала с искренним интересом, дружелюбно, воспринимала его, как на подращённого щенка, достаточно крупного, чтобы считаться взрослым, и всё равно – ребёнка. Ему было двадцать два, ей – двадцать семь.

С тех пор он многое узнал о ней:

Она уделяла внимание своей внешности, а ещё больше – карьере, от которой зависел и его успех тоже. Игнорировала завтрак, предпочитая стакан воды с лимоном. Обожала сладости, помнила о фигуре, поэтому изредка позволяла себя крошечный кусок шоколада и никогда, ни при каких условиях, мучное.

Она пила виски. Всегда со льдом. Обхватывала длинными пальцами снифтер, долго смотрела на прозрачные кубики льда, едва заметно проводила кончиком языка по краю стекла – привычка, от которой он терял самообладание за доли секунды, – медленно поглощала жидкость, прикрыв ресницы, и только в самом конце распахивала их, демонстрируя миру голубую радужку.

И у неё был близкий человек. Под стать успешной женщине с внешностью кинодивы двадцатого века. Прочная, устоявшаяся за долгие годы связь. Впрочем, жили они с тем мужчиной раздельно. Естественно, по её инициативе.

А он любил её.

Каждый изгиб тела, поддающийся его рукам, аромат кожи на языке. Любил, когда вуаль светлых волос опускалась ему на лицо, губы едва касались губ, дыхание смешивалось в тягучих, неспешных движениях женщины, знающей, чего именно она желает.

Она хотела его.

Пол рассеяно смотрел в окно ресторана в Вене, на Нойр Маркт с фонтаном Доннера. В центре фигура «Провидения» – аллегория предвидения, хорошего управления делами. Шумная компания выдёргивала из рефлексии, заставляла радоваться собственным достижениям. Действительно, нет повода для грусти. Он молод, успешен, нравится женщинам.

Напротив сидела хорошенькая девушка, не сводившая с него глаз весь вечер. Он приметил её ещё в зрительном зале, не зная, что она пришла с его приятелями. Воспользовалась случаем посмотреть на восходящую мировую звезду классической музыки.

Главной звездой в их дуэте была признана Элис Эмон, но той не строили глазки симпатичные девушки, не встречали у служебных дверей, робко протягивая открытки для автографов, не улыбались, давая понять, что не против продолжения вечера. Зато у Пола Бриделя – уроженца старинного дворянского рода Швейцарии – этого было в избытке.

– Катарина, – напомнила девушка своё имя.

– Пауль. – Он назвался привычным для её слуха именем. – Пол Бридель.

– Я знаю. – Катарина закивала, улыбнулась, демонстрируя прелестные ямочки на щеках, россыпь веснушек на вздёрнутом носу. Очаровательное создание. – Мне понравилось, как ты играл, – продолжила она. – Вы играли, – тут же одёрнула себя собеседница, вспомнив, что на сцене выступал дуэт.