Не вой, не вой!
С тобой друг твой:
Твой верный Лес,
Объятья щедры.
Свети, свети!
И заплети
Весь облик твой
В узор легенды.
Гори, гори!
Путь протори.
Но не для них:
Себе на радость.
Живи, живи!
К концу плыви
Горда, сильна.
Я не сломалась!
А если боль
И исподволь,
Её не слушай.
Иди вперёд.
Лети, лети,
Чтоб обрести
В легендах
И жизнь, и душу…
Я зажгла костёр. Настоящий, из
подобранных веток. Хотя Григорий просил меня не разводить обычного
огня в лесу, так как лес по-своему живой и земле от этого жгучего
жара больно. И, мол, чем больше мучишь лес, тем меньше от него
получишь добра в будущем. Если с дружбой пришёл, с добром – дары
получишь. Если мучить пришёл – то добывать лесные сокровища будешь
с трудом, в борьбе. Но сейчас мне стало всё равно. Пламя внутри
меня не угасало. И тогда я решила развести костёр извне. Чтобы
горячие языки пламени и летящие искры напомнили мне о том, как моя
мама ушла за Грань, а я сожгла оставленное ею тело и наш дом… и как
я вместе с ними сожгла свою душу…
Пламя плясало передо мной и внутри
моей души. Я размазывала тёплые солёные слёзы по лицу, по волосам,
слепляя наглые пряди и отправляя их за уши. Заострённые сверху. Они
всегда мне будут напоминать об эльфах, к которым я невольно
отношусь и которые доставили мне целое море боли.
А потом с ужасом поняла: моя жизнь,
как эти отблески костра – яркая, танцующая во тьме, но такая же
холодная – мимолётному свету, который есть у меня, не согреть моё
сердце. А я никогда не решусь войти в манящее тёплое пламя. И сама
своего тепла никому никогда не отдам. Просто сполна отведала боли и
теперь её боюсь. Отблески костра… зарница зарождающегося дня… вот
мой путь и другого у меня нету.
Ветка за моей спиной хрустнула под
чьей-то ногой. Я с надеждой обернулась. Он?..
Несколько серьёзных эльфов обступили
меня. Не Нэл. Неужели, моя душа всё-таки не сгорела в тот день?
Иначе почему так больно?
Остроухие справа чуть подвинулись,
пропуская того белобрысого, который куда-то увёл Нэла, после чего
мой спаситель едва не погиб. Хэм держал в руках белый каменный
кинжал с чёрно-голубыми прожилками. Переместиться не успела:
неведомая сила обхватила меня, скрутила. Вслед за ней в мои руки
вцепились два темноволосых эльфа. С трудом справилась с проклятой
магией, рванулась. Но стройные, кажущиеся худыми и хрупкими, парни
держали меня необычайно крепко. Хэм медленно подошёл ко мне,
поигрывая кинжалом. Тихо произнёс:
- Извините! – и уколол край моего
пальца.
Кровь закапала на белый камень.
Эльфы напряжённо застыли, всматриваясь в кинжал. И я, похолодев от
ужаса, смотрела, не понимая, чего они от меня хотят. Только с
оружием ничего не произошло: капли крови стекли с него и он остался
таким же белоснежным, так же лениво и грозно поблёскивал в
солнечных лучах…
- Первое поколение! – растерянно
произнёс Хэм.
Лёгкие движение его пальцев – я
похолодела, боясь быть зверски замученной чокнутыми магами
остроухих – и ранка затянулась, а кровь – перестала капать.
- Простите, кровь по-другому брать
не умеем для ритуала.
Я застыла, пытаясь вспомнить, как
часто ходили слухи, что эльфы кого-то толпою режут?.. Что за
ритуалы у них такие жуткие? Об Эльфийском лесу и его обитателях
мало чего известно. Даже Григорий не всё вроде говорил. Об том, что
остроухие девушек хватают толпою и лезвием в них тычут кинжала или
меча – не говорил. Вроде б с его слов эльфы не были душегубами
злорадными, но эти… я столкнулась с отбросами и ублюдками
Эльфийского леса?! Только бы сразу прирезали для своих гнусных дел,
но не поимели! Лучше сдохнуть, чем жить без чести девичьей, если
выживу после их глумления и надругательств! Маму муж выкинул утром
после свадьбы, потому что честь девичью не дал ей тот поганец из
остроухих сохранить – и страшным кошмарным сном жизнь у неё и у
меня за честь потерянную стала: всем сразу на всю деревню материн
муж орал, что ему жена досталась грязной и поганой блядуньей!
