В тот вечер город казался чужим, будто его построили не для людей, а для теней, скользящих между стеклянными башнями. Айлин стояла у края крыши старого дома, сжимая в ладони мокрый от пота телефон. Сквозь шум улицы снизу доносились отрывки чужих разговоров, смех, сигналы машин, и всё это сливалось в неразличимый гул, который почему-то был ей слишком знаком. Она чувствовала, как внутри нарастает напряжение, будто в теле натянута невидимая струна, готовая лопнуть от любого случайного слова.
В детстве Айлин думала, что все слышат то же, что и она. Тогда, на переполненном рынке, когда мать отпустила её руку всего на минуту, Айлин вдруг поняла, что может различать не только голоса вокруг, но и то, что люди не решались произнести вслух. Она слышала, как торговец мечтает о новой жизни, как женщина рядом с ней боится потерять кошелёк, как мальчик с игрушкой в руках мысленно ругает свою сестру. В тот день она впервые испугалась себя.
С годами Айлин научилась прятаться – не только от чужих мыслей, но и от собственных страхов. Она избегала больших скоплений людей, не любила шумные праздники, старалась не смотреть в глаза незнакомцам. Иногда казалось, что проще исчезнуть, чем объяснить кому-то, почему она вдруг замирает посреди улицы, почему её взгляд становится пустым, а пальцы дрожат, будто от холода.
Однажды ночью, когда город был особенно тих, Айлин попыталась рассказать обо всём матери. Она стояла у окна, наблюдая за огнями на другом берегу, и шёпотом произнесла:
– Мам, а ты когда-нибудь слышала чужие мысли?
Мать усмехнулась, не отрываясь от книги:
– Это называется воображение, Айлин. У тебя его всегда было слишком много.
С тех пор Айлин больше не пыталась делиться своими тайнами. Она научилась улыбаться, когда нужно, и молчать, когда хочется кричать. Она стала мастером незаметности, человеком, который всегда уходит первым с вечеринки и никогда не задаёт лишних вопросов.
Но в тот вечер, стоя на крыше, Айлин вдруг почувствовала, что чья-то чужая тревога становится её собственной. Она не знала, откуда приходит этот страх, но была уверена: впереди её ждёт что-то, что изменит всё.
В детстве Айлин думала, что все слышат то же, что и она. Тогда, на переполненном рынке, когда мать отпустила её руку всего на минуту, Айлин вдруг поняла, что может различать не только голоса вокруг, но и то, что люди не решались произнести вслух. Она слышала, как торговец мечтает о новой жизни, как женщина рядом с ней боится потерять кошелёк, как мальчик с игрушкой в руках мысленно ругает свою сестру. В тот день она впервые испугалась себя.
С годами Айлин научилась прятаться – не только от чужих мыслей, но и от собственных страхов. Она избегала больших скоплений людей, не любила шумные праздники, старалась не смотреть в глаза незнакомцам. Иногда казалось, что проще исчезнуть, чем объяснить кому-то, почему она вдруг замирает посреди улицы, почему её взгляд становится пустым, а пальцы дрожат, будто от холода.
Однажды ночью, когда город был особенно тих, Айлин попыталась рассказать обо всём матери. Она стояла у окна, наблюдая за огнями на другом берегу, и шёпотом произнесла:
– Мам, а ты когда-нибудь слышала чужие мысли?
Мать усмехнулась, не отрываясь от книги:
– Это называется воображение, Айлин. У тебя его всегда было слишком много.
С тех пор Айлин больше не пыталась делиться своими тайнами. Она научилась улыбаться, когда нужно, и молчать, когда хочется кричать. Она стала мастером незаметности, человеком, который всегда уходит первым с вечеринки и никогда не задаёт лишних вопросов.
Но в тот вечер, стоя на крыше, Айлин вдруг почувствовала, что чья-то чужая тревога становится её собственной. Она не знала, откуда приходит этот страх, но была уверена: впереди её ждёт что-то, что изменит всё.
