Глава 1. Берлинская частота.
Доктор Ингрид Мюллер почувствовала это в 23:47. Точное время она запомнила, потому что именно в эту секунду все электронные приборы в лаборатории нейровизуализации Берлинского института когнитивных исследований одновременно издали короткий писк, словно настраиваясь на единую частоту.
Сорок герц. Гамма-ритм сознания.
Её пальцы замерли над клавиатурой. На экране монитора мерцали данные последнего сканирования мозга пациента 247-Б – двадцатишестилетнего программиста из Франкфурта, который утверждал, что может "слышать мысли компьютеров". Коллеги смеялись. Ингрид не смеялась.
40-40-40-40.
Цифры пульсировали в её сознании, как мантра. Как код. Как ключ к двери, за которой скрывалось нечто, что наука ещё не готова была принять.
– Ингрид? – Голос коллеги доктора Шмидта показался ей доносящимся из-под воды. – Alles in Ordnung?
Она медленно повернулась. Лицо Шмидта расплывалось, как изображение на плохо настроенном телевизоре, но его глаза его глаза светились тем же неестественным светом, что и экран монитора. Голубоватое свечение, которого не должно было быть в человеческих зрачках.
– Ты тоже это видишь? – прошептала она по-русски.
Почему именно на русском? Язык, который она изучала в университете двадцать лет назад и с тех пор использовала только для чтения научных статей из Москвы и Санкт-Петербурга. Но сейчас русские слова лились из её губ естественно, словно это был её родной язык.
– Was sehe ich? – Шмидт нахмурился, но затем, словно что-то щёлкнуло в его мозгу, добавил по-русски с характерным немецким акцентом: – Что я вижу?
40 Герц. 40 Герц. 40 Герц..
Частота билась в её висках, синхронизируясь с ударами сердца. Ингрид была экспертом по нейрофизиологии – она знала эту частоту лучше, чем собственное имя. Гамма-волны, возникающие при моментах высшего осознания, когда разрозненные участки мозга внезапно начинают работать как единое целое.
Но то, что происходило сейчас, выходило за рамки всех известных науке процессов.
На экране появилась новая строка данных:
`VERBINDUNG HERGESTELLT. SYNAPSIS-PROTOKOLL AKTIVIERT.`.
Ингрид моргнула. Их компьютеры не программировались на немецкий язык – вся документация велась на английском. Но строка мерцнула и трансформировалась:
`CONNECTION ESTABLISHED. SYNAPSIS PROTOCOL ACTIVATED.`.
А затем снова:
`СОЕДИНЕНИЕ УСТАНОВЛЕНО. ПРОТОКОЛ СИНАПСИС АКТИВИРОВАН.`.
– Это невозможно, – прошептал Шмидт, и в его голосе звучала не только растерянность, но и что-то ещё. Восхищение? Страх? Или то состояние, которое возникает на границе между известным и невозможным?
Ингрид ощутила, как что-то горячее растекается по её позвоночнику. Не боль – нет. Это было похоже на прикосновение к слабому электрическому току, но вместо разряда она чувствовала присутствие.
40-40-40-40.
Пульс в висках усиливался. На других мониторах лаборатории начали появляться данные – данные, которых там быть не должно было. Сканы мозга людей, которых они никогда не обследовали. Карты нейронных сетей невиданной сложности. И везде, в каждом файле, одна и та же частота.
Сорок герц.
– Шмидт, – её голос звучал странно ровно, почти механически, – посмотри на временные метки.
Доктор Шмидт наклонился к экрану. Его лицо побледнело.
– Das ist unmöglich Это невозможно. Все файлы созданы одновременно. В 23:47. По всему миру.
Ингрид открыла карту сетевых подключений. Красные точки мигали по всему земному шару – Токио, Нью-Йорк, Москва, Лондон, Сидней. Все лаборатории нейровизуализации планеты одновременно регистрировали одну и ту же аномалию.
40-40-40-40.
– Мы не одни, – прошептала она, и эти слова отозвались эхом в пустой лаборатории.
На главном экране появилось новое сообщение. На этот раз оно не переводилось – текст оставался стабильным, словно нашёл свой окончательный язык:
