– Мадемуазель Бельфор, вы признаете
свою вину? – мне показалось, что старенький судья смотрел на меня с
сочувствием.
Мой адвокат месье Шамони сказал, что
с судьей нам повезло – месье Гюссо отличался миролюбивым нравом, и
его сердце не ожесточилось за столько лет работы в суде. Конечно,
даже такой доброжелательный человек, как он, не мог оставить меня
без наказания вовсе, но я надеялась, что всё сведется к самому
мягкому его варианту.
Лишение стипендии,
неудовлетворительная отметка за поведение по результатам семестра и
отмена каникул до конца обучения – вот, что грозило мне за
сваренное приворотное зелье.
Да, без стипендии придется туго, но
можно попытаться найти подработку в самой академии – на ту же
кафедру зельеварения всегда требовались мойщики склянок. Ноль
баллов за поведение? Подумаешь, какая жалость – я никогда не
отличалась примерным нравом. А то, что все каникулы, на которые
другие студенты разъедутся по домам, я вынуждена буду проводить в
Алноре, меня тем более не пугало – поместье отца находилось слишком
далеко отсюда, а денег у нас было слишком мало для того, чтобы
позволить себе столь дорогие путешествия.
Я отыскала взглядом в заполнившей
зал судебных заседаний толпе Стивена Кларенса и послала ему
подбадривающую улыбку. Мне совсем не понравилось, как он выглядел –
растрепанные волосы, помятая рубашка (а ведь прежде он менял их
несколько раз на дню!) И плечи – его плечи были низко опущены, что
показалось мне дурным знаком. Только бы он не вздумал всё
испортить! С него станется – заявить во всеуслышанье, что зелье на
самом деле варил он, а не я!
Я подумала об этом и содрогнулась.
Нет, никаких признаний с его стороны быть не должно! Для него это
дело могло закончиться гораздо хуже. Никто не поверил бы, что такой
серьезный молодой человек, как он, стал бы варить приворотное
зелье. А дополнительное расследование наверняка установило бы, что
зелье было совсем иного свойства. Это было зелье правды! Зелье,
готовить которое строжайше запрещено! Тут уж лишением стипендии
точно бы не обошлось – за такое как минимум отчислят из академии
без права восстановления. Для Стивена это стало бы концом всего –
после получения диплома он собирался поступить на службу в одно из
столичных министерств, а для этого нужна была безупречная
репутация.
Ах, если бы я владела ментальной
магией и могла обмениваться мыслями на расстоянии! Я запретила бы
Стивену сомневаться. И чувствовать себя виноватым тоже бы
запретила! Мы поступили правильно – только так и следовало
поступить после того, что случилось.
– Остановитесь, ваша честь! –
громкий голос будто разрезал тишину в зале, установившуюся после
адресованного мне вопроса судьи.
Я вздрогнула и повернулась к дверям.
На пороге стоял незнакомый мне мужчина – высокий, статный,
темноволосый. Его высоко поднятая голова и грозный взгляд выдавали
в нем человека высокого положения. И то, что он обратился к судье
столь бесцеремонно, тоже говорило о многом.
– Этого нам только не хватало, –
пролепетал сидевший на лавке рядом со мной месье Шамони. В отличие
от меня, он, кажется, знал, кем был этот незнакомец. И в ответ на
мой невысказанный вопрос он торопливо пояснил: – Это – герцог
Алансон, мадемуазель. Сын его светлости герцога Алнорского.
Ах, вот как! Это был сын ректора
магической академии, в которой я имела честь учиться. Того самого
ректора, который, к сожалению, пострадал от неумелых экспериментов
Стивена. А значит, ничего хорошего ждать от этого визита не
приходилось.
– Я требую, ваша честь, чтобы
обвинение было пересмотрено. Я полагаю, что речь должна идти о
более тяжкой статье.
– Помилуйте, ваша светлость, но на
каком основании? – взвился со скамьи мой защитник.
