Глава первая.
Стекло и сталь. Холодный, стерильный блеск полированных поверхностей. Здесь, на двадцать восьмом этаже, ее кабинет был похож на аквариум для акулы – идеальная, прозрачная крепость, откуда она могла наблюдать за городом, не будучи съеденной. Ника сидела за массивным столом из черного дерева, единственной теплой деталью в этой ледяной геометрии. Пальцы с безупречным маникюром бесшумно скользили по клавишам планшета, отменяя одну сделку, подтверждая другую. Каждое движение было выверенным, экономным. Лишней энергии она не тратила уже год. Не было нужды.
– Контракт подписан, – ее голос был ровным, низким, без эмоций. – Увеличить долю в портовом терминале на пять процентов. Скажите им, что это не обсуждается.
Сотрудник на другом конце линии что-то залепетал о рисках. Ника не стала слушать.
– Или сделайте, или освободите должность для того, кто сможет.
Она положила трубку без прощания. Дверь кабинета была приоткрыта. В проеме, неподвижный, как скала, стоял Чиж. В дорогом, идеально сидящем черном костюме, он был частью интерьера и в то же время его полной противоположностью. Его присутствие было физическим, плотным, дышащим силой, в то время как все вокруг старалось быть невесомым и неосязаемым. Его руки, сложенные перед собой, были спокойны, но взгляд, быстрый и острый, сканировал пространство за окном, коридор, экран монитора на ее столе. Он был ее тенью, ее щитом, ее молчаливым судьей. Он видел ее разной. И всегда оставался. Ника подняла глаза, встретившись с его взглядом.
– Все спокойно?
– Всегда спокойно, – его голос был глуховатым, как скрип двери в старой квартире. С тех пор, как Седой застрелился.
Она отвела глаза. Имя Седого уже не вызывало в ней ничего, кроме легкого, холодного удовлетворения. Как стертый с карты город. Факт, не более. Планшет завибрировал, сообщая о входящем переводе. Очень крупном. Деньги текли рекой, вымывая последние следы грязи и крови из ее прошлого. Она построила империю на костях врагов, и фундамент оказался прочным.
– Кристина ждет. – сообщил Чиж, не глядя на часы. – Машина подана.
Ника кивнула, отложив планшет. Она прошла к панорамному окну. Город лежал у ее ног, игрушечный и покорный. Где-то там, в каменных джунглях, томились в камерах Смирный и Хмурый. Она сама подписала им приговор, предоставив прокуратуре такие детальные показания, что адвокаты не оставили им ни шанса. Иногда она представляла их лица – злые, беспомощные. Это было приятно. Казалось, всех врагов она похоронила.
Не хватало только его. Альберто. Его смеха, его безумных идей, его руки на ее плече. Год прошел с того дня, когда от него остались лишь обгорелые ошметки и запах гари, который не выветривался из ноздрей несколько недель. Боль ушла вглубь, превратилась в еще один слой титана, из которого она отливала себя новую. Она повернулась от окна. Чиж ждал, держа ее пальто из тончайшей кашемировой шерсти.
– Поехали, – сказала Ника, позволяя ему набросить пальто на плечи. – Не хочется заставлять Кристину ждать.
Он шагнул вперед, чтобы открыть ей дверь, всегда находясь между ней и остальным миром. Его взгляд на секунду задержался на ее лице, поймал отголосок мысли об Альберто. Но он ничего не сказал. Он никогда не говорил лишнего. Он просто был рядом. Всегда. Они вышли в коридор, и автоматические двери бесшумно закрылись за ними, запирая идеальный, стерильный мир, где, казалось, не осталось ни одной соринки, ни одной тени из прошлого.
Они молча спустились на лифте с зеркальными стенами. Ника ловила свое отражение – женщина в строгом костюме, с бесстрастным, почти холодным лицом. В ее глазах не было ни радости, ни тревоги. Лишь усталая уверенность хищника, который занял свою вершину и теперь не знает, что делать с завоеванным покоем. Лифт бесшумно доставил их в подземный паркинг, где у самого выхода ждал черный Mercedes G-Class с тонированными стеклами. Чиж на секунду опередил ее, бросив быстрый, оценивающий взгляд по периметру, прежде чем открыть ей заднюю дверь. Движение было отточенным до автоматизма. В салоне пахло кожей и свежестью. Ника пристроилась у окна, Чиж сел рядом с водителем, полуобернувшись, чтобы держать в поле зрения и ее, и дорогу. Машина тронулась, выезжая из прохладного полумрака парковки на слепящий солнечный свет улицы. Город за окном зашумел, запестрел рекламой, засуетился. Жизнь кипела здесь, внизу. А она смотрела на нее с высоты, сквозь бронированное стекло.
