Глава 1: Тишина после бури
Пролог к этой истории написан не чернилами, а сиреной скорой помощи и пронзительным гулом аппаратуры. Он написан на асфальте дождливой ночью, пятном крови, которое дождь так и не смог смыть до конца. Его писала Юля, сама того не ведая, много лет назад, когда впервые надела белый халат и дала клятву, которая сейчас висела на ее шее гирей.
Тогда эти слова казались легкими, как пух: «Врач… торжественно клянусь… посвятить свои знания и умения предупреждению и лечению заболеваний, сохранению и укреплению здоровья человека…»
Клятва умалчивала, что делать, если здоровье одного человека неотделимо от смерти другого. Твоего человека.
Но это было потом. А в тот вечер смена в реанимации городской клинической больницы №1 начиналась как сотни других.
Воздух был густым и стерильным, пахло хлоркой, антисептиком и подвальной сыростью, которую не мог победить даже мощнейший кондиционер. Царство белого света, мерцающих мониторов и тихого, ритмичного посвистывания и пощелкивания аппаратов искусственной вентиляции легких. Это был свой собственный оркестр, исполняющий бесконечную симфонию на грани жизни и небытия. Для Юли Черкашиной этот хаос был единственным порядком, который она безоговорочно признавала. Здесь все подчинялось законам физиологии, химии, четким алгоритмам действий. Здесь не было места сомнениям. Или должно было не быть.
Она закончила обход, ее шаги по кафельному полу были быстрыми и четкими. Высокая, поджарая, с собранными в тугой узел темными волосами, она казалась воплощением холодной собранности. Взгляд больших серых глаз, обычно прямой и жесткий, сейчас был прикован к истории болезни в планшете. Лишь легкая тень усталости в уголках рта и глубокие тени под глазами выдавали тринадцатый час непрерывной работы.
– Семенову увеличиваем дозу добутамина, – бросила она медсестре Марине, женщине с умным, уставшим лицом и золотыми руками. – Центральное венозное давление падает. Петрову – готовимся к экстубации, сатурация стабильная. Следующий контроль анализов – через два часа.
– Юля Сергеевна, вам бы перед ночным дежурством отдохнуть хоть чуть, – мягко заметила Марина, принимая планшет. – Вы с утра на плановой операции, потом консилиум, а теперь и тут…
– Я в порядке, Марина Васильевна, – Юля механически провела рукой по лбу. – Кофе еще не кончился?
– Весь выпили. Новую смену заварю.
В дверях поста дежурной медсестры появился молодой санитар Андрей.
– Юля Сергеевна, вас в третью просят! Только что поступил.
Третья палата – палата для самых тяжелых, «ходоков у края», как их между собой называли медики. Туда не привозили тех, кого можно было легко откачать.
Юля кивнула и, отбросив усталость, двинулась вперед. Тело само переключилось в режим автопилота, тот самый, что отключал все лишнее, оставляя только концентрацию, знания и рефлексы.
В палате царила привычная суета. Двое медбратьев уже перекладывали на центральную койку тело мужчины, подключенное к портативному монитору и кислородному баллону. Рядом суетился бледный, вспотевший врач приемного покоя Артем.
– Что у нас? – голос Юли прозвучал ровно, без эмоций.
– Мужчина, примерно сорок пять-пятьдесят лет. Доставлен скорой. ДТП, лобовое, на трассе. Не пристегнут. Водитель, – Артем задышался, выдавая информацию обрывками. – Тяжелая черепно-мозговая травма, предположительно контузия, множественные переломы ребер, гемоторакс слева, закрытый перелом бедра. Давление семьдесят на сорок, сатурация восемьдесят девять, без сознания.
Юля уже была у койки. Ее глаза скользнули по монитору, по лицу пострадавшего. Лицо было разбито в кровоподтеках, распухшее, один глаз заплыл. Из пореза на лбу сочилась алая струйка. Дышал он хрипло, прерывисто, с явным усилием. Дыхание справа почти не прослушивалось – легкое было поджато воздухом или кровью, скопившейся в плевральной полости.
