Запах. Словно тонкая струйка надежды, потянулся забытый давно
уже запах, пленяющий, дразняще-манящий.
Женщина? Откуда в этом зеленом кошмаре ей взяться? Огромный
волк, дремавший под кустом, встрепенулся, потягиваясь, вздрогнул
всем телом стремительно поднимаясь на лапы.
Не могло тут быть женщины, в принципе невозможно. Иллюзия?
Лес был самый глухой. Очень мрачный, замшелый, с завалами
непроходимыми. Такой густой, что в некоторых местах солнечные лучи
не проникали через густо сросшиеся кроны деревьев, такой дремучий,
что в его недрах всегда царили полумрак и влажная прохлада. Именно
в таких чащах очень любят устраивать свое логово волки.
Обычные волки, чистокровные звери, не морфы.
Двуликие существа — дети вольного ветра и солнца. Сильные
вольные чутко чувствующие и умеющие любить.
Цивилизованные, разумные, во многом они многократно превосходят
людей. Морфы также строят дома и растят детей, радуются солнцу и
свежему ветру, и не прочь поболтать с хорошим собеседником. Ибо
способность облекать свои мысли в слова — один из базовых признаков
рассудка.
Морф пока еще был разумен. Но при виде огромного серого и
зубастого зверя обычные люди мигом забывали все осмысленные слова,
издавали визги, писки и крики «Ааа, волколак!» И поди докажи, что
ты оборотень обыкновенный, только лишь заколдованный. Ну да, шерсть
кое-где колтунами и зубы три года не чищены, но это все не столь
важно, ведь правда? Впрочем, морф был достаточно образован, а уж
«основы превращений двуликих» в него вбивали с самого детства.
Порой — розгой. Порой — до синяков. Потому что от этих знаний
зависела жизнь.
И все же уроки эти не научили главному: как не помутиться
человеческому сознанию, насильно запертому в зверином теле.
А между тем неуклонно приближалась катастрофа: почти три года
морф бегал по лесу просто волком, уже и разговаривать ни с кем не
хотелось, и сны снились нечеловеческие, и на волчиц проглядывалось
даже вполне с интересом. Морф одичал, и черта, за которою нет
возвращения человека, приближалась. Именно после потери разума
появляются в мире волкодлаки — результат кровосмешения морфа и
дикого зверя, дичь, неуправляемая и жестокая.
Три года — срок критический: ни один морф не смог до сих пор
преодолеть этот рубеж и не лишившись рассудка. Проклятье, настигшее
единственного наследника великого клана Бурых, было невероятно
жестоким. Наказание, говорите? Тяжести юношеского проступка оно
совершенно не соответствовало. Ну подумаешь, поглядел на другую
девушку, будучи уже помолвленным с ведьмочкой! Ладно, не только
поглядел. Но измены ведь не было! В пятнадцать лет все мы
влюбляемся на всю жизнь, и так же легко расстаемся. Если каждого
отправлять в темный лес погибать за такую провинность… Все разумные
существа обоих полов извелись бы давно и надежно.
Эти мысли пронеслись вихрем в головушке волка, ощутившего вдруг
искру разума в этом проклятом лесу. Зверь присел осторожно на
лапах. Это среди обычных и неразумных зверушек ему пока не было
равных. А охотники народ не в меру ретивый и вооруженный к тому
же.
Темной тенью дикий зверь скользнул к оврагу, следуя за
божественным ароматом. Невероятным. Дух захватывающим, разом
ударившим по разуму и… куда более приземленным органам. Женщина,
молодая. Более того — морф, причём незнакомого ему вида.
Этого быть просто не может.
Наследник тихо лег прямо на мох и закрыл крепко глаза. Боги
этого мира, неужели молитвы его вы услышали?
Каждый день давался ему сейчас все тяжелее. Он задыхался от
отвращения к самому себе — ослабевшему, потерявшему всякий смысл
жизни, почти сдавшемуся. Один лишь шаг — и все может быть
по-другому. Но видят всесильные боги, сделав этот шаг, склонившись
перед той, кто обрекла его на эти несправедливые мучения, он
потеряет себя едва ли не больше, чем сейчас, в обличье зверя. Волка
тошнило от одной только мысли, что ему придётся гордость свою
засунуть под хвост и на всю жизнь связать себя с ведьмой. Громко
сказано даже, так себе ведьмочкой. Мелкой, как серая мышь и такой
же подленькой.