– Я попрошу вас сейчас рассказать немного о себе.
– Рассказать о себе? – недоверчиво переспросил пациент.
– Да. Представьте, что вы пишите краткую автобиографию при приеме на работу. Процедура необходима для итогового заключения. Нам нужно оценить ваше состояние и принять решение: понаблюдать вас еще или…
– Домой отпустить?
– Вы и так приходите к нам все реже и реже.
«Будто я не Родину защищал, а из тюрьмы освободился».
– Отпустили бы меня уже насовсем.
– Когда убедимся, что вы полностью здоровы. Как сказал Президент, забота о российских солдатах – наш не столько служебный, но и гражданский, человеческий, нравственный долг.
– Вы вроде приглашали меня сегодня, чтобы сообщить какую-то хорошую новость. Я весь внимание.
– Я посмотрел ваши недавние анализы и результаты последних исследований. Вы пережили несколько сложных операций и непростой период восстановления…
– Восстановления? – хмыкнул пациент.
– …Но теперь все позади.
– Сомнительно, конечно, – буркнул себе под нос больной. Он прекрасно понимал, что не восстановится уже никогда, несмотря на оптимистичные прогнозы лечащего врача.
– Я говорю о физическом восстановлении.
– А-а, ясно.
– А вот с морально-психологической точки зрения…
– Все не так однозначно?
«Чего он добивается? Хочет поскорей от меня отделаться? Зачем тогда эти слова про Президента? Либо его все еще одолевают сомнения?»
– Выписной эпикриз среди прочего как раз и будет основан на этих двух аспектах: физическом и психологическом. Поэтому я и прошу ответить на несколько моих вопросов.
«Знаю ли я сам, чего хочу больше? Физически восстановился – хорошо. А как насчет восстановиться ментально? Здесь-то у меня явно проблемы – это с одной стороны. А вот с другой… я еще с первой медкомиссии в школе помню: начнешь косить по психиатрии – пиши пропало, хуй потом отделаешься…»
– Начнем с автобиографии?
– Начнем, – поддержал инициативу доктор.
– Так, хорошо, – сосредоточился парень на кушетке. – Не привык я как-то о себе рассказывать. В общем, зовут меня Илья Карташов, 1995-го года рождения. Родился я и вырос в нашем прекрасном городе, хотя пару раз посещало желание съехать. Родители у меня вполне обыкновенные. Развелись рано, мне и года не было. Я остался с матерью, которая сразу же решила обзавестись новой семьей. А до старой, к которой она меня относила, ей было 99% времени плевать. Так что мне еще с раннего возраста приходилось решать проблемы самостоятельно. Хотя каким-то неблагополучным я никогда не считался… как бы трудно ни было.
Не для протокола Илья рассказал бы много чего еще, но привык держать столь личные подробности при себе (причем где-то очень глубоко): «Порой даже я сам не понимаю, как мог появиться на свет у людей, которые решили разбежаться чуть ли не сразу же после моего рождения. Оба впоследствии были так погружены в решение собственных проблем и налаживание личной жизни, что уделяли мне время поскольку-постольку. Поэтому я очень рано осознал, что надеяться следует только на себя. Не то чтобы я их виню, но это сказалось. Ладно хоть в детдом не сдали – и на том спасибо. Как я помню, лет так в 13-14 меня отправили в свободное плавание, практически на самофинансирование. Жаловаться на жизнь и просить помощи сверх какого-то заложенного отчимом и матерью минимума (крыша над головой, чашка супа, школа и один-единственный комплект одежды) было бесполезно. Ежедневно я возвращался будто не домой, а на съемную хату – к практически чужим людям, которые сдавали мне комнатку. У них там своя жизнь, у меня – своя. Приходилось нелегко. Особенно когда останавливаешь взгляд на сверстниках, с которых предки каждую пылинку сдувают. У таких явно все в жизни предопределено. Мне же можно было идти в любую сторону. Со школой все ясно. А вот разброс занятий, в которых 14-летний шкет может заработать себе на жизнь, не так уж и велик. Еще и наебалово кругом. Но как-то шуршал, лавировал между школой, автомойкой, курьерской службой, почтой и всем, что между. Еле как хватало на пожрать да на проезд. О шмотках, досуге, девчонках вообще молчу. Зато на шее у родителей – ой, то есть комнатодателей – я не сидел, хотя их особо и не колыхало. Заглянут, бывало, убедятся, что живой, и все на том. Зато я быстро приспособился, научился зарабатывать собственными руками, поставил себе цель – во что бы то ни стало выбраться из того бедственного положения, которое меня окружает. И сейчас, когда мать с отцом – и даже отчим – пытаются со мной общаться, рассуждать, кто и в каком объеме в меня вложился больше, я осознаю, что мне от них ничего не нужно. Ну какую поддержку они готовы мне сейчас оказать? Сунуть мне, к примеру, мятую тысчонку в карман, чтобы я заплатил за институт, когда таких тысчонок нужно было в сотни раз больше? Смех. Я сделал себя сам, а они пусть потратят эту тысячу на себя, как всегда и делали. К чему, в самом деле, вся эта показуха?»
