– Кто здесь? – голос молодого человека, жесткий, с притаившейся
ноткой отчаяния, заставляет его нового посетителя замереть на
полпути.
– Это я, Алекс, – откликается он просто. И добавляет: –
Здравствуй, Юлиан.
Парень на больничной кровати вскидывается – пазухи носа
раздуваются, грудь ходит ходуном:
– Позлорадствовать пришел? Что ж, самое время.
Его брат качает головой – видеть Юлиана в таком состоянии
непросто. Он, как никто другой, знает, каково ему сейчас...
– Я никогда бы не стал делать этого, ты же знаешь. – И с
искренним сочувствием: – Мне очень жаль. Уверен, это не на
всегда!
– Да замолчи ты, – грубо обрывает его Юлиан, насмешливо искривив
красивые губы. – Только твоего сочувствия мне и не хватало.
Обойдусь как-нибудь...
Алекс невесело усмехается:
– Ты не меняешься, и это по-своему закономерно.
– Люди вообще никогда не меняются, – произносит Юлиан все с той
же насмешкой. – Было бы глупо надеяться на обратное!
И брат не может сдержать улыбки:
– И все-таки я верю в чудеса. Иногда даже самым отчаянным
скептикам приходится признать их наличие!
– Ох, черт, – ерничает молодой человек, – я и забыл, что ты и
сам у нас что-то вроде ходячего чуда... Зацени каламбур! Неплох, не
так ли?
Алекс глядит на брата... с жалостью? Нет, скорее со
снисходительным превосходством. Тот многого не понимает, но однажды
придет и это... нужно просто подождать. И он, Алекс, умеет ждать
лучше многих. Пришлось научиться – жизнь заставила.
– Вижу, чувство юмора тебя не покинуло, – отзывается он на слова
брата, – а значит, не все еще потеряно. Продолжай в том же
духе!
И у Юлиана даже перекашивается лицо.
– Ненавижу твои проповеднические заморочки, Репейник, – цедит он
хриплым голосом. – Просто уйди и оставь меня в покое. И пусть никто
больше не приходит – не желаю никого видеть.
– Даже Эмили? – интересуется его брат.
– Тем более Эмили, – зло отзывается тот. – Пусть катится на все
четыре стороны! Мне наплевать.
Яростная хлесткость этих слов кажется кощунственной по отношению
к яркому весеннему солнцу и трелям щебечущих за окном птиц.
– Зря ты так, – Алекс тяжело вздыхает, пытаясь скрыть
одолевающие его эмоции. – Она искренне переживает за тебя... Не
отталкивай ее, не надо.
Юлиан рычит, стискивая одеяло побелевшими от натуги
пальцами.
– Убирайся!!! Вы все убирайтесь. И эта чертова Катастрофа в
первую очередь.
Алекс отступает на шаг назад, поджимает бескровные губы,
сглатывает...
– Прости, – это все, что он способен произнести, но и подобная
малость воспламеняет в Юлиане новый виток неконтролируемой
агрессии.
– Мне никто не нужен, – рычит он сквозь стиснутые зубы. – И
никогда не был нужен... Я сам по себе, всегда так было, так и
останется. Убирайся и передай это тем, за дверью. – И заключает: –
Юлиану Рупперту плевать на все человечество. Особенно на некоторых
особенно злостных его представителей... И на тебя в том числе.
Убирайся!
Алекс больше не рискует выводить брата из себя: идет к двери и
плотно прикрывает ее за собой.
Девушка-катастрофа встречает его большими, полными тайной
надежды глазами.
Ему нечем порадовать ее...
Эхо неистово громыхающей музыки отдается прямо в моей диафрагме,
взбивая выпитые коктейли в какую-то безумно-сумасшедшую смесь.
Ощущаю, как та взыгрывает в желудке, норовя вот-вот выплеснуться
наружу...
Набрался я славно. Сильнее обычного, это точно…
– «Текилу Бум», пожалуйста! – подмигиваю с интересом на меня
поглядывающей пышногрудой барменше. Наверное, стоило бы плюнуть на
выпивку да затащить эту легкодоступную девицу в ближайшую подсобку.
От секса у меня всегда мозги на место встают, а в данном случае
немного трезвости восприятия мне бы не помешало. – Не хочешь
потанцевать? – любопытствую с многозначительной интонацией,
заглядывая в вырез ее миникрохотного топа – не догадаться об
истинном значении моих слов она просто не может.
