Глава 1
Стефани смотрит на меня с хорошо наигранным воодушевлением,
которого, уверен, вовсе не испытывает – все вокруг меня носят
маски. Нынче я все больше уверяюсь в этом...
– Ну, Алекс, еще парочка подтягиваний, и можем закончить на
сегодня!
– Мы уже закончили, - кидаю в ответ не без раздражения. -
Парочка дополнительных упражнений не поставит меня на ноги!
Перестань носиться со мной, как с писаной торбой... Это просто
смешно.
Стефани мои слова обижают – вижу это по ее закусанной изнутри
щеке (она всегда так делает, пытаясь, должно быть, сдержать
рвущиеся наружу ответные колкости) – только она слишком хорошо
воспитана, чтобы бросить мне что-то вроде «да пошел ты, Алекс
Зельцер, плевать я на тебя хотела!» и потому произносит
привычное:
– Вера в себя, Алекс, способна горы свернуть, ты же знаешь.
Я все еще не без раздражения трясу головой.
– Ты мне целый год талдычишь об этом, – кидаю резче обычного, –
да только я, кажется, перерос возраст слепой веры в детские
сказки... Чудес не бывает, Стеф, пора бы тебе тоже стать
реалисткой!
Она молчит, закусывая поочередно то одну, то другую щеку, на
меня не смотрит – глядит в пол, и я вдруг сожалею, что был
настолько груб с ней: все-таки она хочет лучшего для меня... она
верит в меня. Даже если сам я больше на подобное не способен...
– Может скажешь уже наконец, что там у тебя в голове, –
произношу я как бы примирительно. – Говори, как есть... Без
обиняков. Я толстокожий.
Стефани старше меня лет на шесть-семь, но телосложение у нее
почти детское: рост не больше ста шестидесяти сантиметров, ручки и
ножки тонкие словно ивовые прутики (хотя и довольно крепкие, в чем
я мог самолично убедиться), а голубые глаза... наивные? Люди с
голубыми глазами всегда кажутся мне неисправимыми мечтателями, и
Стефани явное тому подтверждение. Она как взрослый ребенок, который
все еще верит в Санту... Взрослый ребенок с красивой грудью. Я не
то, чтобы специально заглядывался на нее, но, когда несколько раз в
неделю перед тобой мелькает женское тело, обтянутое спортивным
спандексом, ты невольно обращаешь на него внимание... Особенно если
тебе семнадцать и отсутствие подвижных ног не обездвиживает и
работу гормонов в твоем организме!
На Стеф приятно посмотреть...
А вот слушать ее жизнеутверждающие лозунги я больше был не
способен... Перегорел.
Помню, как она впервые появилась в нашем доме: маленькая,
взъерошенная, словно распушившийся в луже воробышек, и странно
краснеющая при каждой моей незамысловатой шутке... Да, тогда я еще
много шутил, тогда я еще верил...
– Знакомься, Алекс, это Стефани Зайтц, моя давняя приятельница,
– сказала Шарлотта, одаривая меня загадочной полуулыбкой.
У меня загорелись глаза.
– Виолончелистка? – поинтересовался я с той долей
многозначительности, которая живо напомнила Шарлотте наш давний
разговор в машине по пути в Ансбах к ее дедушке. Моя будущая мачеха
подавилась воздухом... буквально. Ей очень хотелось разразиться
безудержным хохотом, но ради Стефани она смогла сдержаться и
вежливо произнести:
– Нет, не виолончелистка, – особое ударение, от которого я сам
едва сдерживал себя, – а будущий физиотерапевт. Стефани мечтает
помогать людям...
– Похвальное желание, – произношу без всякой задней мысли. –
Главное, чтобы люди желали эту помощь принять... Флаг вам в руки!
Идите и спасайте этот унылый мир, ослепляя его белозубой
улыбкой.
Девушка снова краснеет – у нее это здорово получается: краска
ложится равномерным слоем, подобно загару, распространяясь от
области декольте и до самых кончиков мило оттопыренных ушек.
Трепетная мечтательница, подумалось мне тогда, а потом
мечтательница сказала:
