Глава 1
Заведение, в котором нашла приют
миссис Эшби, и вправду было достойным. О том говорила и
уединенность его, и кованая узорчатая ограда, окруженная другой,
живой стеной. Та была аккуратно подстрижена, но кое-где сквозь
плотную зелень проглядывали тонкие ниточки вьюнка.
Милдред пришлось остановиться на
подъезде.
Здесь не пахло морем. А вот
скошенной травой, солнцем и горами – вполне. За воротами дорога
продолжалась, правда, переодевшись из черного асфальта в белесый
камень. Она разрезала зеленые лужайки того идеального вида,
который, как представлялось Милдред, возможен лишь на картинке. Но
нет.
Композиции из елей.
И снова живая ограда. Статуи.
Фонтан.
И голуби на крохотной площади.
Старушка в инвалидном кресле. И рослая женщина за ее спиной. В
руках женщины батон, куски которого она отрывает, чтобы передать
старушке, а та уже крошит голубям. И те, толстые, неповоротливые,
вяло толкаются, спеша урвать кусок получше.
Главный корпус лечебницы вписывался
в окружающий благостный пейзаж как нельзя лучше. Колонны и те были
к месту, тонкие и белые, будто сахарные.
Аромат цветов.
И бронзовые тяжелые цветочницы у
входа. Пол узорчатый, выложенный кругами. Печальные мужчина
старательно переступает через черные плашки камня. А за ним с некой
долей снисходительности наблюдает рослая женщина.
- Добрый день, - сказала Милдред,
когда взгляд женщины зацепился за нее. – Я ищу мистера Пинброка. Мы
договаривались о встрече.
- Туда, - ей указали на левый
коридор. – По зеленой линии.
- По черной нельзя, - добавил
мужчина, замирая перед очередной плашкой. – По черной ходить –
смерть бередить.
Мистер Пимброк оказался невысоким
человеком вида столь обыкновенного, что это казалось почти
издевательством. Мягкие черты лица. Вяловатый подбородок с куцей
бородкой. Округлые щеки и пухлые губы, которые казались слишком уж
яркими, будто накрашенными.
- Мне звонили, - к появлению Милдред
он отнесся безо всякого восторга. – Меня предупреждали о визите. Не
скажу, что рад.
- Не скажу, что я рада.
Он поморщился.
Он не любил красивых женщин, скорее
всего потому, что они не обращали на него внимания ни раньше, ни
сейчас. И даже успех его – а глава подобного рода клиники априори
успешен – не способен был изменить сего печального факта.
- Но мне звонили. Мистер Эшби. Он
ясно выразился… стало быть, вы хотите побеседовать с Лукрецией?
- Если можно.
- Я бы не рекомендовал.
Он обзавелся изумрудными запонками и
привычкой ходить слегка в развалку. Он позаботился о том, чтобы
движения его обрели должную неторопливость. Он собрал неплохую
коллекцию булавок для галстука и часов. И даже порой проводил время
у любовницы, соответствующей статусу, но не вызывавшей в душе
ничего, кроме раздражения.
- Что с ней?
- То же, что и со всеми… разум
человеческий сложен. И непостижим. И порой в сложности своей он
дает сбой, который невозможно исправить.
Он любил свою жену, столь же
невзрачную и так и не научившуюся распоряжаться прислугой. Но все
одно милую.
А вот красивых женщин опасался.
- И все-таки.
- Вряд ли вы поймете…
- Я постараюсь.
- У нее шизофрения.
Мистер Пимброк удостоил Милдред
снисходительного взгляда.
- Я знаю. А подробнее если? Когда
она к вам попала? В каком состоянии? Как проходило лечение? Какие
методы вы использовали? Был ли отклик?
Каждый новый вопрос заставлял
мистера Пимброка морщиться все сильнее и сильнее пока он, наконец,
не поднялся, довольно-таки резко. Он сцепил руки за спиной и
сказал:
- Это врачебная тайна.
- У меня ордер имеется, - Милдред
взяла его на всякий случай, искренне надеясь, что звонка Эшби будет
достаточно. Но вот, пригодился. – Поэтому, будьте столь любезны,
распорядитесь сделать копию истории болезни…
