Караван оказался громким словом для четырёх гружёных под завязку
телег. Получив плату за проезд, мне предложили выбрать возницу и
место в телеге, если таковое найдётся. Вопреки моим ожиданиям,
транспорт запрягали крупными длиннорогими буйволами, а не
талирами.
Чёрные, лоснящиеся, упитанные быки
флегматично переминались с ноги на ногу и били себя по бокам
длинными хвостами с пушистой кисточкой на конце. Канава вдоль
дороги их интересовала гораздо больше, чем сам тракт. Шли они
размеренно, не напрягая тёмно-серые блестящие бока. Конструкция
телеги предполагала перекладину на уровне груди животного, куда
возницы крепили торбы с бордовой травой, водой или тёмным сеном.
Таким образом, буйволы ели на ходу и могли идти, не останавливаясь,
весь день.
Дорога до Сарканы занимала местную
неделю, то есть двенадцать дней. К концу первого дня я всерьёз
задумалась, почему мне не сиделось в столице. Второй день провела
на ногах, большую часть времени двигаясь трусцой впереди каравана,
чтобы попа не оквадратилась от бесконечного сидения. Жаловаться
было не на что — воздух пах сладко и упоительно (это если идти
впереди каравана, а не сзади, где пахло свежей сельской жизнью).
Каменная дорога быстро оттаяла от снега и сохла на глазах, а от
длительной быстрой ходьбы мысли обретали ясность.
Первая ясность, которую я обрела,
состояла в том, что у меня больше нет дедлайна. Я привыкла мыслить
категориями «до свадьбы» и «после свадьбы». Если изначально
планировала из своего путешествия вернуться к концу весны, то
теперь я абсолютно свободна, и потратить даже дюжину дней на
приятную дорогу — это больше не возмутительная роскошь, а моё время
для знакомства с этим миром.
Вторая ясность была в том, что моё
местонахождение, скорее всего, не имеет значения. Иномирная
колдунья может расположиться как в центре столицы так и в
Фуево-кукуево на краю географии. Вполне возможно, что я приближаюсь
к ней прямо сейчас.
Третья и самая главная ясность
заключалась в том, что мои ресурсы невозобновляемые. Пока у меня
много еды, но сухим пайком я никогда раньше не питалась и с трудом
могла сказать, на сколько хватит этого запаса. По моим ощущениям —
на месяц, не меньше, но это неточно.
На Земле я зарабатывала пением,
здесь публике моё исполнение тоже пришлось по вкусу. Можно даже
накинуть баллов за экзотичность, всё-таки инструмент у меня
красивый и песни необычные, но тут же есть и минус — понимать меня
могут немногие. Логично было бы стараться сохранить все свои
запасы, в том числе и денежные, а на жизнь и ночлег как-то
подрабатывать.
Четверо возниц в караване явно
скучали. Я решилась на эксперимент, забралась в первую телегу и
расчехлила гитару. А дальше немного играла, немного пела. Возницы
оживились, и даже животные пошли веселее.
— Эх, красиво поёшь, только всё не
на нашем. Я думал, что варвары на общем говорят, а оно вон что.
Первым на контакт пошёл самый
молодой из спутников, вихрастый крупный мужчина с перебитым носом и
грубыми мозолистыми руками. С закатанными до локтя рукавами и
богатой шевелюрой, перевязанной тёмной лентой через лоб, он
напоминал былинного богатыря. Звали его Расим.
— Это не варварский, а язык того
места, где я родилась, — ответила я, перебирая струны.
Спутники поначалу были
немногословны, но теперь заметно оттаяли, стали перешучиваться и
даже устроили ставки, какой буйвол опорожнится первым. Судя по
всему, это известная дорожная забава. Я поначалу не сильно оценила
интеллектуальный потенциал этого занятия, но к третьему дню вполне
втянулась и тоже делала ставки.
Возницы беседовали о своём, я часто
вслушивалась в их разговоры в попытках почерпнуть полезную
информацию. Круг интересов у нас совпал только в вопросе стоимости
ночлега в тавернах. В этой местности — тридцать медяшек за комнату
и десять за еду, ближе к южной столице общая сумма доходит до
пятидесяти. Караванщики предпочитали ночевать под открытым небом,
только вот дожди весной шли часто, поэтому нам предстояла ночёвка
под крышей. Кроме того, ближе к Саркане и лихие люди по ночам не
дремлют, а на постоялом дворе товар будет в безопасности.
