«Клянусь любить тебя в горе и в
радости,
в богатстве и в бедности,
в болезни и в здравии
и даже смерть не разлучит
нас»
Цитата из свадебной
клятвы
Эмилия проснулась от глухого стона. Старый платан, росший за
стеной её комнаты, шумел листвой и колотил ветвями по крыше дома.
Налетавший с моря ветер с яростью ударял в его могучий ствол, и
дерево жалобно стонало.
Эмилия приподнялась на локте и прислушалась к сиплым завываниям
ветра. До её слуха доносились мощные удары обрушивающихся на берег
волн. Девушка живо представила себе восхитительную картину
штормящего моря. Воображение рисовало ей бескрайнюю ширь, где
громадные буруны с пенистыми шапками на гребнях накатываются на
берег, а обеспокоенные шумом чайки с жалобными криками носятся над
бушующей стихией.
Эмилия полюбила море всем сердцем, как только оно предстало
перед ней во всём величии и с тех пор навсегда покорило её своей
суровой, ни с чем не сравнимой красотой. Прошло десять лет, но то
первое свидание с морем оставило в памяти девушки неизгладимый
яркий след. Каждое утро начиналось с созерцания восходящего из-за
моря солнца, и Эмилии даже не верилось, что семь лет её жизни
протекли в шумном многолюдном городе, вдали от вольных морских
просторов. Постепенно стирались воспоминания о Париже – городе, где
прошло её детство, где осталась её мать, где в старинном склепе
рода де Туар хранился прах её отца, которого она едва помнила. В
памяти Эмилии остался лишь день расставания с матерью, за которым
последовала встреча с морем. А затем и с островом Ратис, который
стал ей домом на десять беззаботных, счастливых, хотя зачастую
похожих друг на друга, лет.
Дивная природа острова, целебный воздух, освежаемый бризами и
напоённый ароматами трав, сотворили чудо. Эмилия росла здоровой и
жизнерадостной, и, глядя на её розовые щёчки и искрящиеся весельем
синие глаза, упругое гибкое тело и быстрые стройные ножки, трудно
было поверить, что несколько лет назад девочка едва не умерла от
тяжёлого недуга.
Мадам Николь, графиня де Монфор, которая приходилась кузиной
матери Эмилии, заботилась о племяннице как о своём родном ребёнке.
Гармоничное воспитание девочки дало блестящий результат. В свои
неполные семнадцать лет Эмилия отлично владела как литературным
языком французского королевства, так и бретонского герцогства, а
также латынью и греческим. Девушка могла подолгу вести философские
беседы, увлекалась поэзией, музыкой и танцами. Мадам Николь не
переставала удивляться способностям своей воспитанницы. Однако
Эмилия доставляла ей не только радости. Графиня де Монфор
огорчалась, когда видела девочку, играющей с детьми крестьян и
домашней челяди. Раздражалась из-за её упрямства и легкомыслия.
Тревожилась, когда племянница надолго пропадала из дома, убегая то
к морю, то в деревню, то на прогулку к Папоротниковым холмам. В
пятнадцатилетнем возрасте Эмилия оставалась ребёнком, и мадам
Николь, глядя на её разбитые коленки, исцарапанные руки и озорное
лицо, сокрушалась: «Ах, мадемуазель
Эмили, ваши ровесницы в Париже уже
помышляют об удачном замужестве, а вы...» На упрёки тётушки Эмилия
отвечала россыпью звонкого смеха и снова убегала к манящей кромке
прибоя или к покрытым зарослями папоротника холмам.
Но на переломе пятнадцати и шестнадцати лет в племяннице
произошла перемена, наблюдая которую мадам Николь наконец радостно
вздохнула. За каких-то полтора года Эмилия из бойкой упрямой
девчонки превратилась в очаровательную, мечтательную и очень
обаятельную девушку.
Старый платан стонал под ударами ветра – море продолжало
бушевать. Эмилия, снова откинув голову на подушки и закрыв глаза,
слушала грозную мелодию стихии. Внезапный резкий вскрик заставил её
вздрогнуть и вскочить с постели. Холод пронзил босые ступни сотнями
мелких колючек и на миг охватил всё тело неприятной дрожью. Девушка
набросила на плечи шерстяную шаль, отороченную лебяжьим пухом, и
вышла в полутёмный коридор.
