Тишина бывает разной. Бывает тишина перед рассветом, полная ожидания. Бывает тишина в библиотеке – уважительная и торжественная. Бывает тишина непонимания между людьми – тяжелая и колкая.
А бывает тишина, которая въедается в левое ухо и намертво застревает в голове, потому что правое ухо больше ничего не слышит. Именно такая тишина стала его постоянной спутницей. Она была куплена дорогой ценой. Ценой в несколько секунд.
Те секунды растянулись в вечность. Бегущий человек, неестественно тяжелый, литой кусок металла в руке, размах… и ослепительная, оглушающая вспышка, которая забрала с собой звук. Мир погрузился в вату. Остались только вибрации: глухой удар по земле, гул собственного крика, который он не слышал, но чувствовал горлом, и дикая, рвущая боль в левой руке.
Потом – запахи. Порох, гарь, влажная земля и медно-сладкий, тошнотворный запах крови. Его крови. И лицо Медведа, нашего медика, перекошенное в беззвучном крике: «Держись, Варяг! Держись, браток!» Он читал это по губам, потому что слышал только высокий, назойливый писк в левом ухе и оглушительное ничто – в правом.
Медведь подшивал ему руку прямо там, под прикрытием товарищей. Иглой, нитками, без нормального обезболивания. Боль была адской, но это была жизнь. Он выжил. Они все тогда выжили, одиннадцать против целой орды, потому что отступать было некуда. Потому что они были «Варягом» и его отделением.
Они ждали наград. Или хотя бы спасибо. Вместо этого пришло молчание. Не его тишина, а другое – казенное, равнодушное, беспощадное. Их не просто уволили. Их стерли. Списали как брак, как ошибку, как нечто постыдное, о чем нужно забыть. Предатели. Это слово жгло сильнее осколков.
И вот он сидит теперь не в окопе, а перед монитором. Его зовут Артем, но где-то глубоко внутри он навсегда остался «Варягом». Пальцы плохо слушаются, чужие, деревянные. Но они лежат на клавиатуре. Правое ухо не слышит ничего, лишь свою вечную, бездонную тишину. Левое – ловит ровный, навязчивый гул системного блока.
Он творит. Потому что больше не может ничего. Потому что это единственный способ заставить молчащий мир заговорить снова. Языком красок, шрифтов, линий, кода, слов.
Книга 1: Глина и Код
Глава 1
:
Белый лист
Белый лист в «Фотошопе» был таким же пугающим, как и белое поле в документе увольнения. Таким же чистым и бессмысленным. Артем сжал стилус. Пальцы левой руки отзывались тупой болью и онемением, послушания не было. Курсор на экране дергался, как пьяный.
«Предатель», – прошептал кто-то у него в голове. Он моргнул. Это был не голос, а просто сгусток памяти, чувства.
Он отложил графический планшет. Не сегодня. Сегодня нужно что-то иное. Что-то, что можно пощупать.
В углу мастерской, которая когда-то была обычной кладовкой в его однокомнатной квартире, лежали куски кожи. Идея с брендом одежды казалась безумием. Кто он такой, чтобы делать одежду? Режиссер-педагог? Сержант-разведчик? Человек с плохо чувствующими пальцами?
Но безумие было его новым нормальным состоянием.
Он взял кусок кожи. Материал был грубым, живым, пах временем и дублением. Он провел по нему ладонью. Правая рука чувствовала шероховатость, фактуру. Левая – почти ничего, лишь давление. Она помнила другое: вес автомата, холод гранаты, тепло руки товарища.
Ножницы. Он резал медленно, тщательно, заставляя непослушные пальцы левой руки работать, помогая правой. Это было похоже на медитацию. На возвращение в тело. Шов за швом, криво, неидеально. Он создавал кожаный браслет. Не украшение. Не аксессуар. Доспех. Для себя.
Потом он взял дрель. Просверлил отверстие. Заклепка. Удар молотка. Каждый удар отдавался в костяшках тупой болью, но это была реальная, осязаемая боль творения, а не призрачная боль воспоминаний.
