Отдаленный грохот прокатился по
степи и стих у самой железнодорожной насыпи.
- Это что… выстрел? – настороженно
замер молодой инженер в потертой путейской шинели.
- Может, охотники… - неуверенно
предположил его старший товарищ и тут же сам покачал головой. Что
за охота – ночью? - Пастухи кнутом, бывает, щелкают – ну точно
выстрел! Хотя сюда стада не гоняют, боятся…
- Не удивляюсь… - пробормотал
младший.
- Скраааап! Скрааап! – порывы
мокрого ветра с реки раскачивали фонари, подвешенные на грубо
обтесанных столбах. Полосы света метались вверх-вниз, выхватывая из
мрака то белые столбики вешек, отмечающие, где встанет станционная
будка, то сложенные в штабель шпалы, то тускло блестящий металл
подготовленных к укладке рельс.
Меж границей света и тьмы двигались
громадные тени. Поперек ползущих по земле полос света с неспешной
основательностью прошагали гигантские ноги: в яркой вспышке света
можно было рассмотреть круглую, как обтесанный булыжник, пятку и
едва намеченные пальцы. Фонарь качнулся снова, луч света скользнул
выше, на миг осветив чудовищно огромный, будто сложенный из валунов
торс, и бугры плеч, таких широких, что на каждое мог свободно
усесться человек. Чудовище наклонилось… Луч фонаря выхватил похожую
на неровно слепленный ком голову и бугристое лицо, покрытое сетью
мелких трещин, как старая глиняная тарелка. Носа не было, зато
имелся круглый рот, и две ямины глаз – одна немного выше другой. В
глубине тускло, как гнилушки на болотах, тлели огни.
Из мрака выдвинулись пятипалые
ручищи толщиной с фонарный столб, легко, как мальчишка – вязанку
хвороста, подняли укладку шпал… Монстр выпрямился… и глухо бухая
ножищами, утопал в темноту.
Молодой инженер шумно перевел дух,
вдруг поняв, что не дышал все время пока монстр топтался
неподалеку, и досадливо мотнул головой:
- Воля ваша, жуткие они!
Под новым порывом ветра фонарь
завертелся, заплясал, выдергивая из темноты то марширующие вдоль
строящегося железнодорожного полотна громадные ноги, то широкую, с
две лопаты, ладонь, бережно обхлопывающую насыпь, то согбенную
спину, на которую запросто могла бы въехать крестьянская телега…
Монстры вбивали сваи, монстры возводили насыпь, монстры, как бабы –
коромысло, несли на плечах по десятку рельсовых полос…
- Это с непривычки, Артемий
Николаевич. – снисходительно хмыкнул второй инженер. –
Пообвыкнитесь.
- Сомневаюсь. – пробормотал молодой,
чувствуя подошвами, как по земле проходит дрожь – гигант, одной
рукой придерживая сваю, другой просто шарахнул по ней кулаком,
вколачивая выставленное стоймя бревно в землю. – Как они не
бьются-то – глиняные же! – почти с возмущением вскричал он.
- Ежели бы големы так просто бились
– какой в них толк? – удивился старший. – Нет, дорогой мой, они у
господ каббалистов не просто оживают, а еще и приобретают изрядную
крепость! Еды не требуют, не болеют, не устают, работают и днем, и
ночью…
- Еще скажите – даром! –
саркастически скривился младший.
- Не скажу. За услуги своих големов
каббалисты изрядно спрашивают, однако оно того стоит. Особенно в
нынешних условиях, когда промедление смерти подобно. – и на
вопросительный взгляд младшего коллеги пояснил. – На городских
складах скопилось изрядное количество железа. Если питерские заводы
его вовремя не получат, встанут ведь! Морем везти долго, да и после
недавнего набега варягов – рискованно. Слыхали, было у нас тут
дело?
- Как же: все газеты гудели!
- Да что те газеты знают… У нас тут
вокруг этого железа, что ни день, то событие! То оно после набега
пропадает, так что владельцы завода едва не вешаются: петербургский
заказ горит, неустойка! То вдруг железо возвращается! Нет уж, чем
скорее из города его вывезут, тем всем будет спокойнее. Так что с
последним участком чугунки у нас теперь великая спешка. Вы уж
простите, что я вас вот так – с дороги да прямиком сюда: ни
выспаться, ни поесть нормально…
