Кто-то остановил время. Движения ее
были медленными. Она надевала юбку, блузку, прошлась по номеру,
подбирая разбросанные ботильоны, сумку, шарф, пальто.
Он хладнокровно наблюдал за ее
движениями. Настолько хладнокровно, что почти не знал, жив или нет.
Потому что позволь себе думать, что жив, придется признать – внутри
клокочет лава. И вот-вот обрушится на них обоих. Если только
прорвется. Когда она уже стояла у двери, бросил единственное:
- Ника, ты проиграешь.
- Тебе, Закревский, тоже не
участвовать в Лиге Чемпионов, - усмехнулась она и вышла.
Он медленно сел на постели,
внимательно рассматривая закрытую дверь, и потянулся к брюкам,
валявшимся на полу. Пачка сигарет была найдена в одном кармане,
зажигалка в другом. Потом передумал, бросил на тумбочку. В висках
все еще многократным эхом отдавался ее голос.
Не может быть. Не может быть, чтобы
опять понедельник. Какого черта каждый раз, когда он только-только
выдыхал и начинал получать удовольствие от жизни, его настигал
гребанный звонок будильника?
Закревский, не раскрывая глаз,
перекатился на бок и протянул руку к тумбочке, зашарил по ней рукой
и, найдя телефон, поднес его к лицу. И только после этого он сделал
попытку приподнять веки. Те слушались плохо, и он сквозь ресницы с
трудом различил на экране кнопку «Отменить». Провел по ней пальцем
и с облегчением закрыл глаза.
Когда проснулся в следующий раз,
оказалось, что уже почти девять, и на работу он безбожно
опаздывает.
- Твою ж мать! – изрек Закревский,
понимая, что эти полчаса сна его организм не спасут. И поплелся в
ванную – чистить зубы.
Уныло глядя на струю воды, он
пытался вспомнить, какого черта накануне вечером так надрался. А
главное – с кем. Тот факт, что проснулся он у себя дома и, что
характерно, один, успокаивал. Хотя еще большой вопрос – а где
теперь машина? На чем ехал-то?
С этой мыслью, он закрыл кран и,
вытирая лицо тонким полотенцем, кинулся на кухню, смотреть в окно,
выходившее во двор дома. Бэха стояла на положенном ей месте.
Припаркована была аккуратно.
Закревский отправился в прихожую,
посмотреть, где ключи. Те валялись на обувной тумбе вместе с
запиской. «В последний раз тебя выручаю. Тася».
- Ну спасибо, сеструха, - пробубнил
себе под нос Закревский и решил, что в принципе можно выпить кофе и
доехать на крайняк на метро.
К сожалению, его решение было
нежизнеспособно, потому что в это самое время в лифте на его
восьмой этаж поднималась Оля с пакетом с несколькими пищевыми
контейнерами: пирог с курицей, макароны под каким-то экзотическим
соусом и сырники. Все это она намеревалась разогреть в
микроволновке, а после накормить адвоката, который судя по голосу
вчера вечером был крайне нетрезв, а значит сегодня чувствовал себя
«не в форме», как говорила мамуля.
- Ярик, - радостно воскликнула она с
порога, протягивая ему пакет. – Сейчас будем завтракать!
«Ярик» обреченно подумал, что на
работу опоздает в любом случае.
- Я-рос-лав, - отрезал он. – Ты чего
здесь делаешь?
- Завтрак привезла, - удивленно
хлопнула ресницами Оля.
- Зачем?
Барышня зависла на мгновение, в
глазах отразился умственный процесс, и, наконец, она медленно
произнесла:
- Чтобы позавтракать.
Закревский мысленно сосчитал до
десяти, чтобы сразу на нецензурщину не срываться (кое-какое
воспитание у него все-таки имелось, хотя сестра считала его
безнадежным), и проговорил:
- Объясни мне, пожалуйста, почему ты
решила завтракать у меня дома, а не у себя?
- А я дома и позавтракала, -
пояснила Оля. – Я тебе завтрак привезла. Ты сам вчера сырники
просил.
Теперь уже ресницами похлопал он.
Надо сказать, его ресницы сама Оля как-то охарактеризовала
следующим образом: «Мне бы такие! Прикинь, их еще накрасить!»
