Давно
Стах
- Тихо. Тихо… Тш-ш-ш…
Бажан погладил Ванду по холке, но та
была так напряжена, что сразу ясно: чует.
Едва сдерживается. Того и гляди –
рванет.
- Вон там? – разомкнул губы
Шамрай-старший, указав рукой вперед, к блекло-желтому подлеску на
той стороне поля под их небольшим пригорком, за которым начиналась
рощица. Бажан кивнул и бросил беглый взгляд на Назара: готов?
«Готов».
Парень держал на руке белоснежного
кречета и сосредоточен был на нем. Хмурился. А черт его разберет,
чего он хмурый такой – сам на свою птицу похож, как стрела натянут,
над виском с силой жилка бьется.
И даже ноябрьский воздух звенит, и
слышно, как колотится нетерпение.
Он снял с хищника клобучок,
освободил от путцов. И несколько секунд тот привыкал к свету,
встряхиваясь. А потом Назар произвел напуск, подбросив его с руки,
и он, махнув крыльями, взметнулся вверх, поднимаясь все выше и ища
присаду. Кречета обучали давно и по-разному, но он сильнее всего
любил охотиться с присады, которая здесь была не самой удобной –
роща жиденькая, деревца невысокие.
Приходилось не лениться, наматывать
круги в воздухе. Назар задрал голову к небу, довольно низкому
сегодня, такому же хмурому, как его выражение лица. Тревожный,
будто это его сдернули.
Когда птица поднялась на достаточную
высоту, Бажан пустил таксу, а та по высокой обесцвеченной траве
рванула к роще, только и успевай следить. Ванда из всех его крох
была самая мелкая, но и самая быстрая, и скорость подчас развивала
такую, что в момент превращалась в маленькую коричневую точку,
несущуюся далеко впереди. И почти бесшумная, потому что умница.
Достигнув подлеска, залаяла, высоко и звонко, заставляя взметнуться
вверх стаю перепелов.
- Тьфу ты, мелочь, - плюнул
Станислав Янович.
- Да погоди ты!
И почти сразу за этими словами из
кустарника выскочил жирнющий фазан, отчего Ванда еще пуще в лае
зашлась, продолжая его преследовать вдоль рощи. Кречет же высоты не
сбавлял, парил, и Шамрая-старшего это, похоже, уже напрягало.
- Было б ружье, я б его уже…
- Дядь Стах, сейчас, он же не просто
так… - отозвался Назар таким голосом, что сразу все ясно. И
хмурость его, и натянутость – в кои-то веки вытащил дядьку на
соколиную охоту и смерть как боится разочаровать. Мальчишка совсем,
даром что бреется и ростом вымахал выше Шамрая-старшего.
Стах коротко усмехнулся и тоже
отвлекся от фазана, скрывшегося уже в лесу, задрал голову, как и
Назар, и сосредоточился на птице. А посмотреть было на что.
Огромный, белый, с размахом крыльев таким, что вся мощь его – вот
она. Мощь и свобода. Не охота – зрелище, действо, таинство.
Бажан, старый егерь, о соколах на
охоте только что в книжках читал, пока однажды Назар не приволок к
нему найденного в лесу совсем молодого кречета, раненого,
волочившего крыло, перепачканного кровью. Птица редкая, в их краях
и не гнездится, разве что залетела случайно.
«Похоже, его ястреб сбил», - решил
тогда Бажан, понятия не имевший, что с этим сокровищем делать. И
сколько потом может быть проблем – еще обвинят в незаконном отлове,
а ему таких трудностей не надо. Черт знает что.
Помог тогда Станислав Янович.
И с ветеринаром, и с орнитологом, и
выходить птицу, и вольер для нее построить. И чтобы по документам
оформить все, потому как и правда – вдруг кто приметит, невозможно
такого зверя прятать долго. Но у него свой интерес был.
Страстный охотник и фактический
хозяин их городка, он явно метил в «князья», а у князя и охота не
такая, как у простых смертных. Шутка ли, получить собственного
кречета в руки. Другое дело, что в конечном счете соколиная охота
ему быстро приелась – результативность не та, возни много, а Тюдор,
так назвали хищника, никак его не признавал. Да и с ловчей птицей
все зависит от птицы, а не от мастерства охотника. А всех этих
ритуалов и их красоты Стах так и не понял. Он привык контролировать
всё и всех, а как ты будешь контролировать кречета в небе? Оформил
Назару, раз уж тот так за своим питомцем бегал, лицензию и умыл
руки. Хотя иногда и развлекался, как нынче.
