Коронер его королевского величества,
чародейка и практикующий некромант — мистрис Эрика Таками банально
не могла уснуть. Несмотря на то, что им удалось блестяще раскрыть
два убийства и арестовать военного хирурга, готового добровольно
отдаться демону, было нечто, что продолжало беспокоить Рику, хотя
время уже приближалось к рассвету. И этим чем-то было пари, которое
они с четвёртым сыном Дубового клана заключили в самом начале
расследования, точнее не само пари, а желание, которое победитель
мог стребовать с проигравшего. И теперь Рика ломала голову,
исполнения какого желания потребует Вилохэд Окку. Почему-то
вспомнилось красивое лицо коррехидора, его ироничная улыбка, и уж
совсем не к месту из глубин памяти вынырнуло волнующее ощущение
мужской руки, крепко обнимающей её талию в том отвратительном
подвале, где их пытались заточить, и собственное сердце, готовое
выскочить из груди.
Не то, чтобы коррехидор Кленфилда,
её непосредственный начальник и волею случая формальный жених, был
неинтересен чародейке, скорее наоборот. Но Рика не уставала
напоминать себе, что девушка её типа – невысокая, с выраженными
выпуклостями спереди и сзади, пускай, даже считающаяся некоторыми
красивой (что совершенно не соответствовало с её представлениями,
какой должна быть настоящая некромантка!), без особого
происхождения и высокопоставленных родственников вряд ли способна
заинтересовать самого знатного из богатых и самого богатого из
холостых древесно-рождённых молодых мужчин Артанской столицы.
Фиктивный статус жениха и невесты имел свои преимущества и
предоставлял необходимую свободу: они могли беспрепятственно
проводить вместе время (хотя большую часть этого самого совместного
времени занимали расследования убийств) и появляться в разных
местах, не вызывая кривотолков и сплетен. Это было удобно – и всё.
Они договорились продолжать прикидываться обручёнными и дальше, при
этом Рика твёрдо решила не влюбляться в Вила. Ей слишком хорошо
была известна его репутация светского шалопая и разбивателя женских
сердец, хотя по отношению к ней коррехидор всегда был неизменно
корректен и ни разу не позволил себе ничего лишнего. Но почему же
тогда от одной мысли о его желаниях у неё так замирает сердце?
Поворочавшись с боку на бок,
девушка, наконец, заснула, но наутро чувствовала себя раздражённой
и разбитой.
Её подруга – учительница музыки Эни
Вада, напротив лучилась энергией и пребывала по своему обыкновению
в отличном расположении духа. Она относилась к той редкостной
породе людей, которые умеют получать удовольствие от простых
житейских радостей каждого дня. Теперь вот, к примеру, подобной
радостью для Эни стала большущая чашка кофе со сливками и горка
пухлых румяных оладий, что дымилась перед ней на тарелке.
— Доброго утречка! – полным ртом
проговорила подруга, делая чашкой приглашающий жест, —
присоединяйся, тётушка Дотти напекла на всех.
Тётушкой Дотти просила себя называть
их квартирная хозяйка – Доротея Призм, бездетная вдова средних лет,
обратившую всю нерастраченную материнскую любовь на двух своих
постоялиц.
Рике не хотелось ни кофе, ни оладий,
поэтому она с кислым видом налила себе зелёного чая и, подумав,
сделала бутерброд с колбасой.
— Отчего такой вид? – прищурилась
Эни, — вчера ты возвратилась очень поздно, я уже было подумала о
Древесном праве, — закончила она с самым невинным видом.
Любые упоминания, а уж тем более
многозначительные намёки о Древесном праве – разрешённой
возможности для древесно-рождённых лордов иметь добрачные отношения
жениха и невесты, всегда жутко раздражали чародейку. Сегодняшним же
утром намёк буквально вывел её из себя.
— Не лезь не в свои дела, — чуть не
поперхнулась чаем Рика, — и кому какое дело, в котором часу я
возвращаюсь домой?
