Лавка исполненных желаний

— Ах, какое счастье! Какое счастье тебе привалило! — притворно всхлипывает мачеха, прижимая пухлые руки к груди. — Такой мужчина на тебя обратил внимание!

И добавляет вполголоса, зло и истерично:

— Ты хоть бы улыбнулась ради приличия, мерзавка.

— Угу, — отвечаю я и склоняю голову ниже. — Разбежалась.

— Ах ты, маленькая стерва! — шепчет мачеха и приветливо скалится в лицо моему женишку. — Попробуй только расстрой эту свадьбу. И я тебя прибью веслом.

И она снова оскалилась в зловещей улыбке.

Чтоб он не заподозрил, что невеста ему не очень-то рада.

— Она так смущена… не верит своему счастью! — щебечет мачеха. — Да и как тут поверить! Все так неожиданно!

И толкает ногой кошель, набитый золотом, глубже под сидение.

На моих волосах лежит старая, видавшая виды вуаль.

Прикрепленные к ней цветы сделаны из бумаги. Они от старости и пыли серые.

Букет невесты собран из самых чахлых цветов. Местами тоже бумажных.

И перетянут тонкой и самой дешевой атласной белой ленточкой.

Да и какие уже цветы зимой?

Хотя женишок для свадьбы мог бы и расстараться.

Послать в хороший цветочный магазин, где розы продаются круглый год.

Он-то совсем не бедный.

Даже наоборот.

Но жених решил, что и так сильно потратился.

Ведь мачехе моей он отсыпал полный кошель золотых монет, и, как будто бы, самых ярких самоцветов.

Проще говоря, он меня купил.

И эта свадебная церемония — чистая формальность.

Я ему уже принадлежу с головы до пят.

Старая гномья шахтерская кабинка, медленно сползающая по канатам в сторону гномьего города, скрипит и раскачивается над пропастью.

Мы сидим в ней вчетвером, я с женишком и мачеха со своей дочкой.

А я думаю, что неплохо было б, чтоб канат порвался и мы все упали бы вниз.

Потому что замуж ужас как не хочется. Лучше б помереть.

Женишок-то мой старый и толстый гном.

Мне всего восемнадцать, а ему, наверное, добрая сотня лет!

Он толстый, рыхлый и вялый, пыхтит все время.

У него свалявшаяся черная борода, похожая на растрепанный валенок.

Лоснящийся от долгой носки коричневый сюртук и натянутые чуть не до подмышек штаны.

Полосатые чулки на толстых икрах и крепкие туфли с пряжками на ногах.

В его пухлых руках тоже зажат букет чахлых цветов.

И он все время дрожит. Потому что гном смотрит, не отводя взгляда, на меня.

И его колотит от нетерпения.

— Всегда мечтал, — прокаркал он, не сводя с меня жуткого, похотливого взгляда, — попробовать на вкус фазанью курочку! Такую мягкую, такую сочную. Хе-хе…

Я чуть не блюю ему под ноги. Нет, мне лучше не думать, как он будет касаться меня своим волосатыми ручищами… как он станет сжимать своими толстыми пальцами мою грудь…

— Моя фазанья курочка, — рокочет он и более чем красноречиво хватает меня за задницу.

Я прижата к его толстом брюху и к тому, что расположено ниже брюха.

Там, ниже, в потертых коричневых бархатных штанах, твердо, жарко и влажно.

О, за что мне эти мучения?..

— В городе можно снять недурную комнату для утех, — угодливо встревает мачеха, глядя, как жирный гном беззастенчиво меня тискает. — Зачем ждать, если все желания можно реализовать здесь и сейчас? Мы все сделаем ради вас…

Меня чуть не выворачивает от омерзения.

Гном облизывается и шумно сопит.

По его лбу градом катится пот.

Вот зачем я ему?!

Мачеха моя гном. И дочь ее гном. Было б логично, если б этот жених не первой свежести сделал предложение не мне, а сводной сестрице.

Они так подходят друг другу.

И она была бы счастлива. Ибо женишок богат. Это сейчас он жмется.

А для жен -то гномы не жалеют ничего.

И мачеха бледнеет и краснеет, припоминая это.

Ей досадно, что такие денежки уплывают из ее рук.

Вот дочке ее такой жених был бы кстати. Да юная гномиха ему глазки строила!

Но я — не гном.

У меня тонкое тело, слабые руки и золотые волосы.