Летающая академия. Замок
Водолея
Глумливый дух внутри меня издевался
методично: с чувством, с толком, с расстановкой. После того
знаменательного разговора в таверне, управляя моим телом, он,
вопреки всякой логике, успел убедить родителей остаться в академии.
Наверняка сделал это для того, чтобы и дальше изводить меня, моего
жениха, да и остальных за компанию.
То, что мама и папа устроились
магистрами в летающую академию, сделало меня просто адски
несчастной. Ведь они видели, что творило мое тело, и молча сносили
все, я повторюсь, абсолютно все злобные выходки моего кукловода,
коих было бесчисленное множество.
Друзья или просто
студиозы‑однокурсники узнали о себе массу «хорошего» из моих уст,
одно время я даже надеялась, что меня попросту придушат или
пристукнут где‑нибудь в темном коридорчике. Ведь сидеть внутри и
молча краснеть, мучиться и реветь от измывательств духа мне надоело
очень быстро.
Этот гад‑манипулятор сделал так
специально, чтобы от меня шарахались все без исключения. Вот чего
он добивался. А один раз мы с ним даже крупно повздорили. В
результате я намеренно ушибла руку в столовой на виду у всех!
И вот лежу я в лазарете, связанная,
причем не только магически, а подле моей головы рыдает мама, сестра
тоже всхлипывает и места себе не находит, судя по звукам, мечется
по комнате.
— Выйдите, — услышала я дорогой
сердцу голос Глениуса.
— Я не позволю тебе и дальше
изводить мою дочь! — зашипела мамуля, хрустя костяшками пальцев. Я
не знала, что там она сделала, так как лежала с завязанными
глазами, но в помещении повисла гробовая тишина.
Не меняя отстраненной интонации,
ректор все же вымолвил:
— Я прошу вас, всего минута. Я не
трону Лею и пальцем.
— Мама, это всё странно, сестра
никогда не говорила, что её что‑то тяготит.
— Она же всем нам объяснила, что
боится вот его! — Звонкий крик матери заставил дребезжать стекла в
окнах.
Сейчас я была благодарна небу и
всему сонму богов, даже тем, кого не знала, за то, что мой рот
завязан, более вам скажу, деревянный фиксатор не позволял
шевельнуть не только языком, но и челюстью. Ведь этот
урод‑манипулятор точно бы поддакнул. Или хотя бы прикусил язык. А,
судя по смутным обрывкам воспоминаний, подобное уже случалось.
— Хорошо, — сдался Сегдиваль, и мое
сердце сжалось от безразличной интонации его голоса, — позвольте
хотя бы магистру Склигинс осмотреть вашу дочь. Она не в себе, нужно
определить источник её бед.
— Ты, ты источник! — в очередной раз
ввернула обвинение мать, а я мысленно рвала на голове волосы, еще
немного — и ум мой пошатнется!
Но ответа не последовало. Напротив,
я ощутила аккуратные прикосновения к телу. Меня щупали. По
ощущениям, женские руки, холодные как лед. Мама? Нет, не
похоже.
— Как она? — шепотом уточнил Глениус
откуда‑то издалека, отправляя мое сердце вскачь.
— Тише, разволновали бедную, —
проворчала Склигинс почти мне на ухо. Её рука замерила пульс на
шее, и женщина фыркнула, приказывая ректору: — Уйдите, она вас
боится.
«Нет! Ну нет! НЕТ!» — взмолилась я,
мысленно кляня всех на свете за недогадливость. А услышала в ответ
лишь каркающий смех моего пленителя.
— Доложите потом, как Лея, —
попросил Глен бесцветным голосом. После раздался щелчок
открывающегося портала, и он ушел, в очередной раз останавливая мое
сердце. А Склигинс прошептала слова — не совсем понятные, но
вселившие надежду на светлое будущее.
— Я знаю, что между вами все так
просто не закончится, я это чувствую.
Она пощупала пострадавшую недавно
руку. Пока я пребывала в бессознательном состоянии, отходя от
болевого шока, похоже, кости успели срастить, так как боли я не
чувствовала. А немногим ранее пальцами двигал за меня дух.
