Курсор мигал на безупречно белом фоне. Ровный, безразличный пульс цифровой пустоты. Алексей, затаив дыхание, двигал мышь. Не на пиксель – на микрон. Заголовок «Ваш утренний кофе стал еще ближе!» смещался, ища математически безупречный центр, невидимый никому, кроме него. Он не просто выравнивал текст. Он дирижировал будущим облегчением незнакомого пользователя, проектировал секундный всплеск дофамина, который тот испытает, нажав на кнопку.
Последние четыре часа он колдовал над этой кнопкой. Подбирал тот единственно верный оттенок зеленого – hex-код #2ECC71 – который, согласно десяткам исследований, должен был шептать «безопасность» и одновременно кричать «действуй!». Это была его работа, его религия. Он был UX-дизайнером, богом в миниатюре, создающим идеальные вселенные в границах экрана. Миры, где каждое желание предугадано, каждая эмоция спроектирована, а болезненный человеческий хаос устранен еще на уровне кода. Миры без ошибок, без разочарований, без багов.
Он откинулся на спинку кресла, и скрип колесиков прорезал тишину. Хотя полной тишины в квартире не было. Здесь был гул. Низкочастотный, постоянный гул одиночества, сотканный из мерного рокота холодильника в режиме энергосбережения и тихого шепота вентиляторов системного блока, выдыхающих теплый воздух с запахом озона и пыли. За панорамным окном петербургский вечер растекался по небу, как чернила по мокрой бумаге. В окне напротив зиял безжизненный черный прямоугольник.
Квартира Алексея была продолжением его интерфейсов: чистая, интуитивно понятная, с минимумом отвлекающих элементов. Ни случайных сувениров, ни разбросанных книг, ни фотографий на стенах. Это было пространство не для жизни, а для функционирования. Работа, сон, еда. Повторить. Единственным «багом» в этой отлаженной системе был полузасохший суккулент на подоконнике. Его сморщенные, пыльные листья были молчаливым укором неспособности Алексея поддерживать жизнь в чем-то аналоговом и несовершенном.
В кармане завибрировал телефон. На экране высветилось «Мама». Он сбросил звонок. Перезвонит позже, когда соберется с силами на дежурные «все хорошо, не волнуйся». Он не был отшельником. Он сам, методично и последовательно, выстроил вокруг себя эту пустоту, сведя все социальные контакты к минимуму. Он жаждал контроля, а люди – это хаос. Непредсказуемые переменные.
Желудок издал тихий, требовательный звук. На кухне он достал из холодильника пластиковый контейнер с наклейкой «Гречка с курицей. Среда». Сегодня была среда. Все шло по плану. Пока монотонно гудела микроволновка, он бездумно листал ленту соцсетей. Калейдоскоп отфильтрованного счастья: целующиеся пары на фоне закатов, хохочущие компании с бокалами. Он был архитектором их радости, создавал для них удобные кнопки «поделиться», но сам оставался по ту сторону – невидимый наблюдатель чужого праздника.
Год. Прошел ровно год с тех пор, как ушла Марина. Год этого гудящего вакуума. Он сам дефрагментировал свою жизнь, удалив ее, как несовместимое приложение. В памяти фантомной болью всплыл ее голос: «Ты пытаешься „отладить“ меня, Лёша! Но я не интерфейс! Во мне нет идеальных кнопок!» Он тогда не понял. Он просто хотел, чтобы все было правильно.
Писк микроволновки вернул его в реальность. Он съел безвкусную гречку прямо из контейнера, стоя у холодной столешницы. Механическое поглощение калорий. Затем, по инерции, открыл приложение для знакомств. Десятки лиц, отполированных улыбок. «Рынок человеческих интерфейсов», – горько усмехнулся он. Смахнул вправо. Совпадение. Ольга.
