Настя металась по рынку как сумасшедшая. Конечно, насколько
это позволяла плотная, казалось, компактная и безликая толпа
людей, которым всем вот прямо обязательно сегодня понадобилось
приехать на рынок!
Настя в отчаяньи привстала на цыпочки, пытаясь
разглядеть зелёную потрёпанную шапочку из-за серо-коричневых спин,
но это было всё равно, что искать жеребёнка в огромном
табуне, Артёмка-то до метра едва дорос, куда его
разглядишь.
Машинально она поправила капюшон на Ленкиной голове. Вот
кому пофиг веником, так это малой! Спит себе в своей
сумке-кенгуру и в ус не дует. А Артёмка плачет
небось, где-то в толпе, маленький, один-одинёшенек, напуганный
и безголосый.
Настя и сама принялась всхлипывать, готовая поддаться
нормальной материнской истерике. Её рука ещё хранила тепло
маленькой ладошки сына с того момента, когда толпа безжалостно
разъединила их на перекрестке между палатками. Настя
попыталась пробиться назад, туда, где в последний раз видела
Артёма, но как же, пробьёшься через людей, которым надо
совсем в другую сторону! Тогда она решила обойти пятачок
палаток и вернуться на то место с другой стороны,
но, в слезах, наткнулась на помеху.
Чья-то сильная рука придержала её от увлекающего
в совсем ненужное Насте направление потока людей. Настя
подняла голову, вытирая слёзы ладонью, и увидела настоящий
ужас — высокий и широкий мужик, с бритой головой
и лицом бандита, хмуро смотрел на нее. А Настя
пялилась на него, не зная, как обойти и что сказать,
и только крепче прижала Ленку к себе. Наконец, браток
спросил раздраженно:
— Ты чего?
— У меня ребёнок потерялся, — проблеяла Настя.
Мужик бросил взгляд на спящую Ленку, и Настя спешно
добавила:
— Мальчик. Шести лет.
Браток покачал головой и, не отпуская Настиной руки, повёл
её за собой. Идти за ним оказалось легко
и приятно — он рассекал толпу людей, словно ледокол,
давая возможность катеру-Насте спокойно плыть в фарватере.
Он привел её в бюро, где сидела дородная пожилая тётка, сам
продиктовал и расплатился за объявление, уточнив
у Насти детали, и над стадионом поплыл гнусавый голос,
призывающий к посетителям привести потерявшегося мальчика
Артёма шести лет, одетого в синюю курточку с роботом
на спине и зелёную трикотажную шапочку с надписью
Адидас. Настя опустилась на предложенный ей стул, сама
не своя от переживаний, и приведший её парень
неловко затоптался рядом. Она не поняла, почему он
не ушел, но покорно приняла из его руки пакет
бумажных салфеток, наспех вытерла глаза и красный
от холода и слёз нос. Парень сказал, желая утешить
Настю:
— Найдётся он… Сколько теряются здесь — всех приводят,
правда, Семёновна?
— А как жеж! — кивнула тётка, перебирая бумажки
на столе. — По двадцать детишков за месяц
объявляем! Только, конечно, больше папаши теряют. И всех
приводют, а что, цыган-то тут нету, а кому еще мелкие-то
нужны…
Настя слушала вполуха. Нужен то Артёмка только ей, это
неоспоримо, а вот что он должен испытывать в этот момент,
она даже представить не могла. И так он у неё
забитый, всего боящийся, а в толпе незнакомых людей,
наверное, вообще голову потерял.
Дверь раскрылась, и женщина средних лет заглянула
в помещение:
— Добрый день! Это сюда мальчика, который потерялся?
Она буквально втащила упирающегося Артёма в бюро,
и Настя от радости не смогла даже встать — ноги
начисто перестали слушаться. Артёмка увидел её и бросился
к ней, судорожно обнял и сунул голову под мышку.
— Ну все, все, котёнок! — от напряжения Настя
чуть не расплакалась. — Я тут, теперь больше тебя
не отпущу!
Она встала, крепко держа Артёма за руку,
и с чувством сказала женщине:
— Спасибо вам большое!
— Да не за что, чего там, — усмехнулась
та. — Стоит плачет, а сказать ничего не может,
видно, перепугался до смерти… Ты уж больше не теряйся,
малыш!
