Телефонный звонок разбудил меня на два часа раньше, чем
полагалось по мнению будильника. Нащупав мобильник, я с секунду
тупила, глядя на экран, а потом просто сбросила звонок. Откинувшись
на подушку, услышала ворчливое:
— Опять звонят. Опять. Опять звонят.
— Отстань, Паш, — пробурчала и накрылась одеялом с головой.
— Звонят. Опять.
— Спи!
Трындит только без толку… Но поспать нам не удалось. Телефон
настойчиво запиликал опять. Я застонала. Да что ж такое? Неужели
даже в воскресенье нельзя выспаться?! А от окна снова раздалось
противное:
— Звонят-звонят-звонят!
И дьявольский хохот. О господи… Я откинула одеяло и взяла трубу,
приняла звонок:
— Слушаю…
— Машенька, дорогая, прости, пожалуйста, что беспокою так рано в
выходной, но ты сама понимаешь, у нас ни выходных, ни отпусков, ни
праздников!
— Елена Сергевна, ничего страшного, — пробормотала я, пытаясь
разлепить веки. — Что случилось?
— Золотце, мы на объекте как раз! Блин, тут такое… В общем,
изымаем, как обычно, сама понимаешь, ну тут мелочь — йорки, шитцу,
чихуашки, мопсы… Это мы пристроим, это ничего, но тут питбулиха на
цепи сидит! С течкой! А куда я её с течкой дену? Мои с ума сойдут,
ты же знаешь, а девочкам уже звонила, нигде нет свободной клетки,
только коллективные, а куда её в коллективную… Может, возьмёшь,
Машенька?
Я села на кровати, свесив ноги. В тапки не попала и поджала
пятки, спасаясь от холодного пола. Питбулиха с течкой. Только этого
мне и не хватало!
— Машенька, стерилизуем, вот течка пройдёт, и сразу на операцию,
а держать пока негде, помогай, золотце, я тебе за это корма
привезу! Машунь!
— Елена Сергевна, у меня же Малыш… Ну, вы же в курсе…
— Малыш дурик! — отозвался Паша.
— Пашке привет от меня! — снова зачастила Елена Сергевна. —
Слушай, ну подержи эту красотку на цепи пока, я же видела у тебя
цепь от старых хозяев осталась.
— Вы живодёр, знаете ли… На цепи!
— Машенька, лучше у тебя на цепи, чем в приюте она всех порвёт,
а в клетке дома держать не могу, понимаешь? Не мо-гу!
Я понимала. У Елены Сергевны четыре кобеля дома, и все не
маленькие. В двушке. И пять с половиной кошек, если считать
месячного котёнка, выкормленного из пипетки. А у меня кисы —
свободные, гулящие дамы, да и Малыша можно ограничить. Подниму
заборчик, который сняла. Цепь… Да, цепь висит, я к ней шину для
Малыша привязала.
— Ладно. Когда привезёте? — сдалась я, нагнувшись в поисках
тапочек. Их под кроватью не оказалось. Опять Цезарь спёр! Вот
зараза…
— Сегодня к вечеру нормально будет? У нас этой мелочи целая
стая, просто не представляешь себе ужас, который тут творится! Вот
как разгребёмся — я к тебе сразу, договорились?
— Договорились, — со вздохом ответила я, сбрасывая звонок. Спать
сегодня уже не придётся.
Поднялась, выпрямившись, и погладила потревоженную Касю. Чёрная
кошка лениво подняла голову, зевнула и повернулась на спину. Лапы в
стороны, хвост верёвочкой, поза зю. Артистка! Ладно, где же мои
тапочки?
Накинув халатик, завязала поясок, огляделась. Бася на кресле,
розовый нос в белое брюшко — прямо Уроборос кошачий какой-то. Мисс
Гранжер — в лукошке у печки. Любимое место. Тепло, светло, вся
комната как на ладони. Где же тапочки? Дверь-то закрыта.
— Где мои тапочки? — спросила в воздух. Пашка отозвался
немедленно:
— Цезарь мелочь пузатая. Цезарь. Цезарррррь, ко мне!
— Ты уверен? — я, поджав губы, уставилась на него. Попугай
встопорщил остатки перьев на загривке, встряхнулся, совсем как
собака, и сообщил:
— Цезарь, опять украл тапочки. Цезарь мелочь пузатая. Фу,
нехорошая собака.
А потом наклонил голову, кося выпуклым чёрным глазом, и
осведомился ласково:
— Яблочко будешь?
— Не буду. Мне надо кофе, — вежливо отказалась я. Пашка фыркнул
моим голосом:
