Мой номер 2358.
Я госслужащая.
Я штатная компаньонка с годовым окладом в восемьсот тридцать
шесть тысяч условных крон. Страховкой тела. Социальным пакетом.
Годовым отпуском. Медицинской страховкой. То, что не входит в пакет
стандартного договора найма, оплачивается сверху. Любое отклонение
от стандартных норм в пожеланиях партнера утверждается в головном
офисе и оформляется документально. В мои обязанности входит
удовлетворение сексуальных потребностей партнера, его сопровождение
в качестве спутницы на публичных мероприятиях и скрашивание досуга.
Второе и третье — на усмотрение партнера. Первое — непреложно.
Нам запрещено: выказывать пренебрежение партнеру, игнорировать
просьбы, пропускать назначенные заранее и спонтанные встречи без
веской причины, утомлять, предъявлять претензии, скандалить,
выражать свое мнение.
Нам запрещено влюбляться — это записано отдельным пунктом. И под
ним мы ставим еще одну подпись. И в партнера, и в кого бы то ни
было другого. Иначе лишат квалификации, признают профессиональное
несоответствие и просто вышвырнут. И тогда мне конец.
Всю дорогу от парковки, где уже набирал высоту отлетающий
служебный эркар, до шикарного ресторана на сто восьмом этаже здания
коллегии адвокатов Альянса я твердила эти непреложные правила под
звук собственных каблуков. Высокие шпильки — обязательный атрибут,
без которого меня сочтут одетой с нарушением утвержденных
стандартов.
Мой первый партнер и наша первая встреча. Если повезет, он
станет моим единственным мужчиной на несколько лет. Я изучила досье
вдоль и поперек, но личная встреча — совсем другое дело.
Я не должна была волноваться, но все же волновалась, как никогда
— мое первое назначение, от которого многое зависит. Перед выходом
даже хотела проглотить таблетку медила, но это не приветствуется.
Медил успокаивает, но притупляет реакции. Это не
профессионально.
Я подошла к стойке хостеса и остановилась перед улыбающейся
блондинкой, которая смотрела на меня с явным восторгом:
— Мелисса Абьяри. Меня ожидает советник Фирел.
Девушка сверилась с компьютером и улыбнулась еще шире:
— Прошу за мной, мисс Абьяри.
Она засеменила впереди на небольших устойчивых каблуках, и
повела через огромный зал ресторана. Столы стояли редко, чтобы
обеспечить гостям максимальное уединение. Чем дороже ресторан — тем
реже расставлены столы.
Пол Фирел сидел у окна с бокалом виски и смотрел за стекло, в
расцвеченную огнями ночь — его не интересовал ресторан. Широкая
спина, затянутая в лоснящийся серый пиджак, удлиненная стрижка,
пестрая от седины. В досье написано, что ему тридцать восемь.
Некоторые мужчины не скрывают седину. В этом есть свое очарование.
Но это все лирика — она не имеет к моей работе никакого
отношения.
Он увидел нас в отражении стекла. Поднялся и кивнул,
приветствуя:
— Мисс Абьяри.
Я подала руку:
— Для вас просто Мелисса, — я изо всех сил старалась, чтобы
голос не дрожал, но даже самой себе казалась фальшивой.
Фирел дождался, когда официант придержит стул, позволяя мне
присесть, и опустился напротив:
— Меню в вашем распоряжении, Мелисса. У них отменные стейки из
браккской телятины.
Я кивнула:
— Благодарю. Доверюсь вашему вкусу.
Кажется, он доволен, мне хотелось так думать. И моей внешностью,
и моим доверием. Я тоже вполне довольна, хоть нам и запрещено
оценивать партнера. Фирел был красив той сдержанной резковатой
красотой, которой обладают зрелые мужчины. На лице уже залегли
довольно глубокие жесткие морщины. Может, и слишком ранние.
Особенно сильно бросалась в глаза складка на переносице, отчего
казалось, что он насмешливо щурится. Его серые холодные глаза
смотрели оценивающе, отчего становилось неуютно. Будто водили по
коже куском льда. Взгляд скользнул по лицу, нырнул в откровенный
вырез красного платья и задержался. В другой ситуации я бы сказала,
что непозволительно долго. Но он имеет полное право меня
рассматривать — договор подписан. И если он решит, что самое время
уединиться в уборной ресторана — я не имею права отказать. Хотя… я
бы очень не хотела, чтобы мой первый раз случился в туалете
ресторана. От этой мысли подкатывала паника. Но Фирел обо всем
знает. И он сам выбрал меня. Но намерен ли он с чем-то
считаться?
