Старуха была страшна в гневе. Оно и понятно: шаманке,
связывающей мир духов с миром живым, и полагается быть грозной. И
Ледна освоила эту науку в совершенстве.
Хотя нет, было бы нечестно выставлять её чудовищем. Потому что
сначала шаманка коротко мотнула головой, приказывая следовать за
ней, и в трепетном молчании провела нарушителей спокойствия в свою
комнату. Потом, притворив дверь, избавилась от ритуального мехового
жилета, передающегося по наследству и наверняка шитого на мужчину:
вдвое шире нужного, тяжёлого, доходящего почти до колена и
мешающего двигаться; бережно устроила его на лежаке (из-за старой
задубевшей кожи жилет так и остался стоять колом), после чего
вернулась и сердечно обняла нежданную гостью.
Мири нырнула в эти объятия как в пуховую перину: тёплая мягкая
старушка ощущалась, да и сама походила на подошедшее тесто.
Невысокая, в отличие от внука, стоптавшаяся за годы, такая же сивая
и, несмотря на почтенный возраст, без единого седого волоса!
Она отстранилась, блаженно вздохнула, заправила растрёпанные
косички Мири за уши и спросила:
- Как ты, детка, хорошо? Случилось что?
- И я тоже в порядке, ба! – завистливо вставил Леши. Ледна
только отмахнулась, мол, и так вижу, что не сдох.
- Такая взрослая, такая красивая! Небось замуж уже
выскочила?
Мири залилась смехом, накрывая ладонями маленькие морщинистые
руки, чтобы подольше насладиться их сухим теплом:
- Куда мне! Разве кто выдержит такую жену? А вот ты могла бы ещё
одного муженька взять: такая статная женщина, кто бы устоял?
- Скажешь тоже! – зарделась шаманка. На бесцветном старушечьем
лице вспыхнул почти молодой румянец. – А вот ты мог бы и сказать! –
Пихнула она внука локтем и посетовала: - От этого доброго
слова не дождёшься. Ну что ж, детка, раз у тебя всё хорошо,
приступим.
Напоследок она ещё раз обняла Мири и… понеслась.
Шаманка каталась по комнате как подгоревший колобок,
передержанный в печи. Кричала так, что дрожали не только
провинившиеся, но и подслушивающие в коридоре, да и стены тоже
дрожали, что уж.
- Чуть не уничтожили дом!.. Подумать о ком-то, кроме себя!.. …
малолетние!.. Наше наследие!.. Займёшь моё место, а сам…
Эти речи как Мириам, так и Леши слышали не впервые. Не однажды в
наказание они отмывали очаг, разгружали подвалы и выскребали
закоптившиеся светильники (на одном до сих пор красовались
выцарапанные инициалы друзей), а количество перечищенной ими за
годы картошки уже давно превысило все необходимые продовольственные
нужды. Так что Мири, придав, разумеется, лицу скорбное выражение,
скучающе рассматривала стены, хранившие память ещё о родителях
родителей старухи; выцветшее полотно с вышивкой, изображающей
охоту; уютный лежак под ним, где так и тянуло свернуться клубком;
кресло-качалку с отшлифованными перилами и воткнутыми в клубок
серых ниток спицами; сундук, по необходимости служивший и столом, с
парой оплывших свечей и медвежью шкуру на полу, выглядящую куда
более новой, чем всё остальное убранство. Почему-то медиум не
сомневалась, что эту добычу не внук принёс Ледне и не кто-то ещё из
подопечных оборотней. Нет, шаманка посчитала бы ниже своего
достоинства держать в покоях напоминание о нагрянувшей
старости.
- А медведя ты сама забила? – ляпнула девушка.
Старуха взвыла, челюсть её отчётливо вытянулась, а зубы побелели
и выглянули меж губ:
- Да я сейчас и тебя забью! Ты слушаешь меня или нет?
- Внемлю и каюсь! – поспешно вставила Мириам. – Думаю о своём
поведении и без меры жалею, что плохо влияю на твоего внука!
- Эй, это я на тебя плохо влияю! – запротестовал оборотень.
Мири и Ледна переглянулись и хе-хекнули: все прекрасно понимали,
что некогда болезненный тощий мальчишка так и остался бы пугливым
недоделком, кабы приблудившаяся девчонка не втягивала его в новые и
новые авантюры, чтобы выпутаться из которых, приходилось
мужать.
