Ещё при жизни мама часто повторяла, что я родилась в позе
воителя — ручки мои словно сжимали копьё. Сколько не пыталась я
представить подобного новорождённого, выходило что-то несуразное. И
всё же мама была настойчива в своём сравнении: «ручки, сжимающие
копьё» — и никак иначе. Она считала, что то, в какой позе ребёнок
родился, определяет его судьбу.
Я не спорила — маме виднее. Она умела сравнивать и всегда
попадала метко, в самую цель. Она никогда не говорила что-то
заурядное вроде «красивых глаз», «флиртующих мальчишек» или
«быстротечных дней». Нет, она говорила «горящие солнцами омуты»,
«вьющиеся лозами юнцы» и «подобные водопаду дни». Слушать её было
одно удовольствие.
И выглядела мама под стать речи — она была красива настолько,
что об этом слагались легенды. Правда, красоту эту нельзя было
назвать даром — только проклятием. Истинно красивые люди редко
бывают счастливы, их давит чужая зависть, предрассудки и страх.
Маму любили и ненавидели. Любили и боялись той тайны, что
скрывалась в каждом её движении, той загадки, что пряталась в
каждом её вздохе и взгляде. Маму называли демоницей, злым духом в
теле женщины, лишь за то, что ни одно сердце она не оставляла
равнодушным.
Мама тоже любила. Любила цветы сливы, в честь которых ей дали
имя — Мейли. Любила людей, что в рабском восхищении опускали перед
ней головы, но плевали ей в след. Любила короля, что приходил к ней
каждую ночь, ловил её вздохи и с рассветом сбегал, трусливо, боясь
признать свою к ней слабость.
Мама любила страдать. Это было так привлекательно для её
творческой ранимой души. Лишь в страдании крылось прекрасное, лишь
в печали она могла рассмотреть счастье.
Я оказалась совсем на неё не похожа. Я всегда избегала грусти и
радовалась каждому дню. Даже смерть матери обернулась для меня
пользой — казалось, в этой жизни мне уже нечего терять, а значит,
ничего ужаснее мне пережить не придётся.
Меня не любили, как и маму. Метиска, грязная кровь, дочь пятой
жены, что только испортила древо славного рода Королей Севера.
Чёрное пятно на полотне беловолосых и сероглазых отпрысков…
— Ру! — я вздрогнула. — Ру! Почему ты меня не встречаешь?
— Потому что ты знаешь это поместье даже лучше, чем я.
Я вышла из маминой комнаты навстречу Ингу, старшему брату. Его
мама была истинной северянкой, первой королевской супругой. Она
погибла при родах. Другие жёны не хотели возиться с наследником,
надеясь, что трон в один прекрасный день перейдёт к их детям,
однако взгляды моей мамы отличались. В то время у неё ещё не было
меня, ко всему прочему, она никогда не желала власти. Мама
относилась к Ингу, как к родному ребёнку, и даже подарила ему
одного из своих рабов — полукровку, что по сей день следует за
Ингом, исполняя все его приказы.
— Моя маленькая сестрёнка злится? — я закатила глаза. Разница в
десять лет действительно позволяет Ингу относиться ко мне, как к
ребёнку. — Ты не в настроении?
— Нет, просто устала немного.
— От чего же? Ты не выходишь из поместья, из гостей к тебе
захаживаю только я, так как ты умудрилась устать?
— Тебе в подробностях описать весь мой сегодняшний досуг? — я
села за шахматный столик и принялась раскладывать фигуры.
— О, нет, избавь меня от этого, — Инг сел напротив. — Я
прекрасно знаю, что не услышу ничего больше, чем «ела, бродила,
стояла, бродила». Кстати, где все слуги?
— Отец сократил мой штат. Оставил парочку рабов, да и
только.
— Как он мог? — удивился брат. Я только фыркнула.
— После смерти мамы он ни разу здесь не появлялся, зачем ему
слуги в нежилом поместье?
— Я решу этот вопрос, не расстраивайся, — Инг потрепал меня по
голове.
— Я не расстраиваюсь. Сам знаешь, мне не нравится, когда здесь
толпы надзирателей. Пусть лучше за другими следят.
