Кира сидела в беседке и угрюмо смотрела на сад, полный цветов, в
том числе насыщенно-алых роз, которые умудрялись цвести почти
круглый год, начиная с весны, заканчивая поздней осенью. Каким
образом получается превращать обычные растения в такое великолепие
у её матери, глупейшей из куриц, Кира не имела понятия, да и не
хотела просвещаться. Её всегда раздражали эти бесконечные цветочки
повсюду — и в саду, и в доме на подоконниках, а уж мамина любимая
зимняя оранжерея вообще бесконечно бесила. Мать проводила там целую
кучу времени, пересаживая цветы и поливая их, и Кира не понимала,
зачем она всё это делает, если можно поручить подобное садовнику?
Глупости какие-то бесполезные…
— Ты звала? — раздался весёлый голос позади, и Кира обернулась.
К беседке шёл Артём Родин — её однокурсник. — Чего здесь-то
встретиться решила? Холодно же сидеть. Не лето.
— Да, не май месяц, — съязвила Кира, скрестив руки на груди. —
Поговорить надо спокойно, и чтобы никто не слышал. Давай, иди
сюда.
— Иду, — фыркнул Артём и запрыгнул в беседку, проигнорировав
ступеньки. Сел рядом, не глядя на Киру, и обвёл глазами сад. —
Круто у тебя мама всё-таки с цветами управляется. Мой отец
несколько раз уже садовников менял, но ни у кого так не
получается.
Кира покосилась на пышные алые розы, окружавшие беседку, —
сейчас, в осенних сентябрьских сумерках, они казались капельками
крови, застывшими среди зелени сада, — и презрительно
усмехнулась.
— Нашёл чем восхищаться — какими-то цветочками!
Артём с иронией покосился на Киру и поинтересовался:
— Так чего ты звала-то?
— Помощь нужна, — буркнула девушка, поджав губы. — С Федей.
— С Клочковым? — Артём развеселился. — Я-то чем тебе с ним могу
помочь, конфетка? Держать, что ли, пока ты будешь его насиловать? Я
тебя разочарую, но этот номер не пройдёт — Федька с десяти лет
боксом занимается.
— Дурак! — зашипела Кира, и Артём засмеялся. — Олю Зимину
знаешь? Она всё время за ним таскается, как собачонка на поводке.
Надоела мне, дура влюблённая. Вообще гордости нет никакой!
— То есть когда ты за парнем с первого курса таскаешься — это
нормально и гордость есть, а когда другая девушка — так сразу нет
гордости? — насмешливо проговорил Артём, и Кира сжала кулаки.
Ух, она бы ему дала сейчас в глаз! Но нет, нельзя. Потому что
только Артём Родин мог ей помочь. Только он. Больше никого с
подобным уровнем беспринципности Кира не знала.
— Короче, — прошипела она, поворачиваясь к парню лицом, — ты
поможешь или нет? Мне нужно, чтобы Олька Зимина от Феди моего
отстала.
— Он не твой, прошу заметить, — усмехнулся Родин, и Кира едва не
зарычала.
— Мой! Я решила, что мой, — значит, мой. А ты отвадь Ольку.
Очаруй её, пусть в тебя влюбится и за тобой таскается.
— И на кой хрен мне это надо? — иронично протянул Артём,
наклоняя голову и рассматривая Киру ярко-синими наглыми глазами. —
Мне-то что за это будет?
— Назови цену, — воинственно подняла брови Кира. — Что хочешь за
услугу?
Родин молчал, прищурившись, и разглядывал девушку. Нехорошо так
разглядывал — словно раздевая. Провёл взглядом сверху вниз,
задержавшись на груди, обтянутой шерстяным платьем белого цвета, и
в его глазах постепенно начинал проявляться блеск, казавшийся Кире
зловещим.
— Два условия, Ахматова, — протянул он, подаваясь ближе и
многозначительно ухмыляясь. — Во-первых, пока я буду обрабатывать
Зимину, мне нужно спускать пар на нормальной тёлке. Зимина мне не
по вкусу. Я хочу тебя. Будешь давать мне, где захочу и когда
захочу, — окей, тогда по рукам.
Кира облизнула губы. Что ж, не самое неприятное условие.
— Договорились.
— Это ещё не всё, как ты понимаешь. Второе условие — хочу твою
тачку. Нравится она мне.