Дара
— Ну, сколько?
— Два.
— Я думаю, три.
От напора маминой интуиции ягодицы сильно сжались.
Что-что, а ее внутренний радар всегда работал на славу. Тева
Мормонт ошибалась крайне редко, прослыв из-за этой особенности
ведьмой. Да-да, так ей и говорили — «Не каркай, ведьма!» Хотя она и
правда ведьма, чего греха таить.
— Открывай. Не томи.
Пухлый конвертик с моим личным приговором лежал на кофейном
столике уже минут пятнадцать, тревожа материнское сердце и
подталкивая меня к неизбежному. Вроде бы ничего сложного: протяни
руку, открой письмо, прочитай и выдохни. Но на деле все было
совершенно не так.
Стоит блестящей восковой печати сломаться от давления пальцев, и
дороги назад уже не будет. Письмо с радостью сообщит мне, где, а
главное, с кем придется работать. Явь предстанет передо мной во
всей красе и не даст трусливо спрятаться в комнате до конца своих
дней, игнорируя обязательную практику.
— Да святая Орана! — не выдержала маменька и протянула красивые
пальчики с новым маникюром к моему приговору.
— А ну не трожь! Уть!
Хлопком отогнав нетерпеливую ручонку, сделала глубокий вдох и
сама подняла конверт.
Между прочим, это уже победа! Я смогла! Смогла взять его в
руки!
— Уважаемые Оры, — обросший мужчинка с габаритами приличного
шкафа удивительно ловко просочился в гостиную. — Мне стены чем
отделывать? Вы какой камень решили выбрать?
— Нет, я позже этим займусь, — маменька раздраженно махнула
рукой, устремляя все внимание на мою замершую руку с ношей в
пальцах. — Иди, иди! Надеюсь, я скоро подойду.
— Уже час прошел, — недовольно буркнул оборотень, но слишком
активно возмущаться не стал, возвращаясь к работе. — Я так к
следующему году не закончу.
— Давай, Дарелла, мне нужно иди.
— Ну так иди-и-и, — жалостно протянула я, но женщина вмиг
нахмурила четко очерченные брови и поджала губы.
Понятно. Не уйдет, пока я не озвучу ей решение совета.
А они, надо признаться, были теми еще затейниками. Сборище
формалиновых индюков, которые из столетия в столетие решали, для
кого, что и в каком количестве причитается. И шансы получить от них
что-то из ряда вон выходящее у меня были пугающе высоки.
Этим напыщенным клоунам в колпаках может взбрести в голову что
угодно. Например, заслать меня в Индуану или на самый край света —
в Верзин. А Лизабет говорила, что там настолько холодно, что даже
зубы не стучат — примерзают.
Не хочу-у-у-у в Верзи-и-ин…
— Дара.
— Все, открываю.
Печать щелкнула, разламываясь на две неравные половинки.
Показался краешек желтых листов. Беглый и размашистый почерк
секретаря расплывался перед глазами сплошной красной вязью, а буквы
предательски не складывались в слова.
— Святая Орана, — прорычала маменька и выдернула уже открытый
конверт из моих вспотевших от ужаса ладоней. — Я прочитаю, а то ты
только тянешь время. Та-а-ак, что тут у нас…
Тишина прерывалась только шелестом листов и моим напряженным
дыханием. Громко сопя, я не моргая смотрела на пустые и
поблескивающие от пота ладошки.
Вот сейчас… Еще секундочка… Еще чуть-чуть…
Но, как назло, мама молчала, слишком долго вчитываясь в
документ. Так долго, что мои нервы не выдержали, хрустнули,
разрываясь на ошметки, и я в один прыжок оказалась рядом с
женщиной, заглядывая в бумаги из-за ее плеча.
— Ну что там? Что?! Куда меня отправят?
— Дара… Я была почти права.
Перед глазами помутилось. Озвученная минутой ранее мамой цифра и
мои страшные предположения о месте, куда мне придется отправиться,
закрутились хороводом вокруг головы, противно насвистывая и
дразнясь: «В Верзин! В Верзин! Морозить задницу!»
— В смысле «почти»? — на мгновение вынырнув из ступора и отогнав
спутанные мысли, я пробежалась взглядом по строчкам, самостоятельно
пытаясь найти ответ на свой вопрос.
