Замуж за трофей и победителя

— Мое!

Для убедительности ударила рукоятью топора о землю, голосом заглушая возгласы племени. Люди кипели от возмущения, смятения и звериного азарта, причиной которых стал пленник в центре толпы.

Не склонив головы, он внимательно осматривался, не подавая виду, и для загнанного в угол не слишком-то боялся. Обратив внимание только на мой крик, задумчиво сощурил яркие глаза, выразительно подчеркнув породистое лицо.

— Данай, — позвал дедушка, смерив меня суровым взглядом.

— Мне было виде́ние.

Да, я немного лукавила, но сейчас, когда меня уже тошнило от бурлящей глупости соплеменников, это был единственный выход, способный дать мне то, что обещала Тарни-тат, богиня нашего леса. Мое видение было не совсем об этом пленнике, и вовсе не о том, что он будет моим, но туманные картины приходящих ко мне предзнаменований не всегда были ясными, и часто мне приходилось додумывать самой.

В одном я была уверена точно: он здесь не зря.

И в любом случае отступать было поздно.

Ступая меж замолкших, ошарашенных людей, я продвигалась сквозь толпу, смело шагая вперед — к сгорбленной, но все еще сильной фигуре.

Сакрис — темный маг, из тех, что управлялись с погостной магией, считающие, что им позволено тревожить ушедших на покой. Ранее наша чаща была им совершенно неинтересна — мы, живущие отшельниками от общего мира, никогда не представляли какой-либо ценности. Ни ресурсов, ни магии, ничего из того, что могло бы заинтересовать тех, кто жил за границей нашей земли.

Мы для них дикари. Затворники, скрывшиеся в Невонских лесах по доброй воле. Не представляющие опасности, ценности и не дающие хоть какого-то повода нас посещать.

Так что я понятия не имела, как он оказался здесь. Больше удивляло то, что он позволил взять себя в плен.

Наслышанная от Джара об их силе и могуществе, я слабо представляла, как мои соплеменники могли его победить, заковать и привести сюда. Даже с его слабостью к нашей земле он все равно превосходил в силе…

Он бы не сдался без боя… Что же ему здесь нужно?..

Но, кажется, поселенцев это совершенно не смущало, и единственное, чего они по-настоящему желали — наказать и убить захваченного вторженца, подтверждая, что чужакам здесь не место.

Глупцы… Будь у нас хоть что-то, сакрисы размазали бы нас как грязь по подошвам, не оставив и души. Как сделали это с другими, теми, кто думал, что способен их сдержать, теми, кто решил встать у них на пути.

Теми, от кого ничего не осталось.

Ничто не спасло бы нас от их посягательства, если бы был смысл…

— Убей его, Данай, — подстрекающим, трусливым шепотом произнес кто-то по правую руку. Подняв свой топор, я придвинула лезвие, сверкнувшее остротой, задирая мужской подбородок.

Я думала увидеть там все — от презрения до скорби, от трусости до омерзения, но вместо этого фиалковые глаза сверкали гордостью. Был в них и внутренний стержень и упорство. Он не боялся смерти и готов был принять ее, но, судя по прищуру — только на своих условиях.

— Давай, Данай, — зашелестела толпа, подталкивая меня к тому, чтобы я занесла свой топор, лишая сакриса жизни. — Давай, Данай, давай…

— Мое! — рявкнула еще раз, да так, чтобы каждый глухой вздрогнул от суровости моего голоса, чтобы каждый в селении понял и навсегда запомнил, что мое брать нельзя. — Он мой! Сакрис — мой, — отняв металл от мужского лица, развернулась к толпе. — Он не умрет. Во всяком случае не сегодня.

Первой опомнилась тетка, поднявшись со своего массивного трона, стоящего на возвышенности из древесных срубов. Глядя на меня сверху вниз, она недовольно и сурово насупилась. Дедушка устало прикрыл глаза, медленно отшагнув от трона, с которого соскочила его дочь, так, словно мечтал раствориться в воздухе, и только дядя Назул насмешливо поджал губы.