Он горел в своем собственном огне. Горела его плоть, его кровь, горели его мысли и его память. А самое страшное – плавилось, сгорало на его глазах его прошлое.
Прекрасное прошлое… Он смотрел, как огонь сжигает кровлю древнего поместья, постепенно охватывая все строение целиком. Как занимаются пламенем ветки садовых вишен, как горит трава под ногами играющих детей.
До их смерти он никогда не досматривал – просыпался раньше, тяжело дыша от ужаса, с бешено колотящимся сердцем и, пытаясь прийти в себя, спешил выглянуть в окно. Там все было по-прежнему: сияло солнце, согревало сочную зелень под ногами двух резвящихся мальчиков. Он переводил дыхание и, проведя ладонью по лицу, приходил в себя.
Сон. Это всего лишь очередной дурацкий сон. Что-то невозможное, невероятное – сон внутри сна, где он заперт!.. Безумие. Он сходит с ума? Или, что еще страшнее, не сходит.
Он знал причины происходящего. Знал, откуда берется это пламя, знал, что́ это за пламя.
Потому что пламя было его. Потому что оно принадлежало ему, пробуждалось в нем, и он не мог, никак не мог его побороть.
Больше полутора тысяч лет он взращивал в себе эту силу, разжигал в душе этот огонь. Он постигал новые знания с жадностью, впитывал их, как губка и – вольно или невольно, – менял самую свою сущность.
Благодаря этой силе он выжил когда-то на улице. Благодаря ей сумел помочь выжить названному брату, и даже почти помог тому совершить месть…
Да. Почти помог.
Застарелая горечь затопила его и, давя вновь разгорающийся пожар, он улыбнулся. Нет толку плакать над пролитым молоком… Брат предал его, брат отказался от мести и ненависти, брат отказался от привычной им некогда жизни. Только не подумал, что будет делать тот, кто был ему роднее родного и ближе близкого. Тот, кто полторы тысячи лет жил чужими целями и чужой ненавистью, кто всего себя положил на алтарь чужой мести.
Тот, кого теперь сжигает заживо собственный огонь.
Сила всегда должна иметь выход. Огромная сила – тем более, иначе она просто уничтожит того, кто осмелился ею владеть. Сейчас взращенная за полторы тысячи лет сила сжигает его изнутри, сейчас она убивает его сознание, уничтожает его прошлое… зачем? Чтобы в его душе не осталось ничего хорошего, ничего доброго, чтобы он вновь погрузился в жестокую ненависть? Но к кому?..
Тех, кто запер его в его собственных воспоминаниях, он ненавидеть больше не хотел. Он питал к ним благодарность – они обещали ему счастье и сделали все, чтобы он стал счастливым. Не их вина, что он настолько прогнил, что даже счастье теперь душит его.
Ненавидеть брата, самого близкого человека на свете, он тоже не мог. Брат первым понял, что эти люди не заслуживают ненависти, брат тоже желал ему счастья…
Значит, ненависть не будет иметь цели, останется ненаправленной и, в конечном итоге, сожрет его самого. Он сойдет с ума и его память станет для него палатой. Неизвестно, как это отразиться на реальности там… снаружи.
Если бы кто-то мог помочь ему!.. Если бы кто-то сумел избавить его от пробуждающегося пламени, сумел бы забрать, уничтожить эту проклятую силу!
Но кто? Он сам никогда не знал, как одолеть его, не знал способа, каким можно его победить. Как может знать это кто-то другой?
Он нахмурился и, сжав руки в кулаки, поднял голову к потолку. Есть… Есть один человек, который может оказаться хитрее и способнее него. Только он, он, больше спасти его и спасти весь мир от его ненависти некому!
– Венсен!.. – без особой надежды окликнул он, и тотчас возвысил голос, – ВЕНСЕН!!!
***
Лев лежал прямо посреди двора, опустив большую, гривастую голову на передние лапы. Морда его казалась умиротворенной, глаза были прикрыты, и только ухо изредка дергалось, будто реагируя на какой-то звук.