Ника
– Ника!
Голос за спиной заставляет
вздрогнуть. Я оглядываюсь, машинально крепче сжимая ладошку сына.
Во дворе не горят фонари, и сгустившуюся темноту разбавляет лишь
свет, льющийся из окон стоящей напротив пятиэтажки. Ежусь. Ветер
проникает под полы пальто и с остервенением рвет листы новенького
выпуска Антифорбса. Так моя соседка в шутку зовет списки должников,
что коммунальщики вывешивают для острастки на двери подъезда.
Собственно, возле них мы с Ромкой и замешкалась. Непривычно там
себя видеть… Непривычно и страшно.
Но еще страшнее становится, когда
тот, кто меня позвал, выходит из тени. Мама дорогая, я и забыла,
какой он здоровенный!
Нащупываю в кармане ключ.
Прикладываю к замку таблетку, рывком дергаю на себя железную дверь
и залетаю в подъезд, волоча за собой в одной руке сразу Ромку,
мольберт и папку с набросками. За дверью раздается визг шин. Ему
вторит отборная ругань. Похоже, бросившись за нами вдогонку, Савва
едва не попал под колеса въехавшей во двор машины.
– Бежим! – командую я, подталкивая
Ромку к ступенькам.
– Зачем? Ты знаешь этого дядьку? Он
что, плохой?
Физические упражнения – не мое. В
боку колет. Мольберт оттягивает руку и при каждом шаге больно бьет
по ноге. А тут еще Ромкин вопрос. На который у меня нет внятного
ответа. Поэтому я невнятно пыхчу:
– Понятия не имею, но лучше не
рисковать.
Дверь в подъезд открывается. Звуки
тяжелых шагов взмывают ввысь, между лестничными пролетами. Судя по
тому, как стремительно Савва передвигается, подняться к себе я уже
не успею. Да и безопасно ли это? Вдруг он узнал мой адрес?
Ну конечно, узнал, дурочка! Иначе
как бы он здесь очутился? – одергиваю себя и что есть сил колочу в
дверь соседки, которая вроде бы уже должна быть дома.
– Кто там?
– Не пугайся, не гости! Да открывай
же ты!
– Ника? – Люська удивленно хлопает
ресницами. Поплывшая за день тушь оставляет черные засечки на ее
нависающих веках. Ничего не объяснив, оттесняю соседку вглубь
квартиры. Торопливо захлопываю за собой дверь, проворачиваю замок и
зачем-то накидываю цепочку. Все! Дело сделано. Я сгружаю на пол
свое барахло и без сил прислоняюсь к двери спиной. Дыхание сорвано,
и я отчаянно хватаю ртом воздух. За моими потугами вернуть себе
самообладание соседка наблюдает с открытым ртом:
– Ну, и что это должно означать?
– Да, мам, что? – поддакивает
Ромка.
Как им рассказать? Зачем? Это моя
тайна. Точнее, моя… и Саввы. Он обещал мне ее хранить. И нас не
беспокоить обещал тоже. А теперь вот. Принесла нелегкая. Может, зря
я убежала? Поговорили бы, и не пришлось бы гадать, что ему
нужно.
Вряд ли я. Или мой сын… Это мы
обсудили на старте.
– Ромка, иди, поиграй с Иришей, ага?
Твой-то дома? – оборачиваюсь к соседке. Вопрос дурацкий.
Низкорослый тощий трусоватый Самат – такая себе защита. Да и нужно
ли меня защищать? Может, все-таки выйти и поинтересоваться у Саввы,
зачем он нагрянул? Прижимаюсь к глазку. Мой преследователь как раз
выходит на лестничную клетку и останавливается, настороженно
оглядываясь. Я не дышу, не шевелюсь, не издаю ни звука, но все
равно никак не могу отделаться от мысли, что он меня чует, как
всякий хищник – свою добычу.
– Да что случилось-то? – возмущается
Люська.
– Ш-ш-ш! Пойдем на кухню, – шепчу
я.
Люська идет. Но прежде тоже зачем-то
на миг замирает у глазка.
– Хорош.
– Кто?
– Это я у тебя должна
спрашивать.
– А-а-а… Ты про Савву?
– Если его так зовут.
– Так. Да…
– Ну и кто такой этот Савва? На
журналюгу вроде бы не похож.
Журналисты меня преследуют вот уже
почти полгода, с тех пор как стало известно об обвинениях,
предъявленных моему бывшему мужу. Поэтому предположение Люськи
вполне оправдано.
– Савва не имеет отношения к
журналистике.
