Джули Лиса Ходжес никогда не была
нытиком. Вот буквально ни одного дня своей жизни не была. Впрочем,
моей тоже. Если только в период младенчества, но то время я помню
плохо.
Мне было девять, когда после гибели
отца при аварии на нефтяной платформе его родственники увезли меня
в Хьюстон. Там я и прожила следующий год, «чтобы не видеть, как
мама изводит себя от горя», и пропустила рождение сестры.
Не знаю, чьё это было решение –
мамино или же папиной родни – но, так уж вышло, что от горя мы себя
изводили поодиночке. Мне не хватало мамы, а маме, судя по её голосу
в телефонной трубке, не хватало меня.
Позже я узнала, что меня забрали из
дома не ради светлой маминой скорби, а чтобы облегчить горе бабушки
Ходжес, потерявшей в трагедии в Мексиканском заливе любимого
сына.
Спустя много лет я поняла, что обе
эти причины – чистой воды враньё.
Во-первых, папа не был любимым сыном.
Он был четвёртым из пятерых детей клана Ходжесов и считался
паршивой овцой, потому что предпочёл замызганные полы буровой
платформы офисному креслу «Ходжес Тауэр» в центре Хьюстона.
Это здание построил папин дед.
А компанию, «Ходжес Петролеум», основал дед его деда. И я вовсе не
дистанцируюсь, думая о них, как о предках исключительно отца,
потому что к моей семье эти люди имеют весьма
посредственное отношение. После года, прожитого в районе Ривер
Оакс, стало понятно, почему папа променял здешний шикарный особняк
на наш небольшой дом в Бейтауне.
Именно поэтому - и это во-вторых, -
родственники отца считали его брак ошибкой, и до самой маминой
смерти винили её в его гибели.
Мама была ни при чём. Отец сам выбрал
свою судьбу, решив начать изучение нефтяного дела с низов. Получив
диплом Техасского Университета, он нанялся на буровую платформу –
одну из сотен, вцепившихся в дно Мексиканского залива. Через три
недели закончилась его смена, он вернулся на берег и в первый же
вечер в одном из баров Галвестона познакомился с моей мамой.
Пэт Менард была родом из Бомонта, что
на границе с Луизианой. Её креольское происхождение выдавали только
тёмно-карие глаза, а в остальном это была типичная техасская
блондинка – улыбчивая, длинноногая и очень недалёкая. Так мама
говорила о себе сама, но явно лукавила: характером, темпераментом и
мозгами Патрисия Менард пошла явно не в мать.
Родив трёх дочерей от разных мужчин,
моя бабка так ни разу и не вышла замуж и всю жизнь крутила романы.
По словам мамы, даже на смертном одре Бижу Менард ни на мгновение
не переставала флиртовать с пришедшим исповедовать её
священником.
О своём отце мама имела весьма
далёкое представление. Говорила, что он с севера, но откуда точно,
не знает. Раз в год, как раз на её день рождения, на счете Бижу
оказывалась крупная сумма, но после того, как маме исполнилось
четырнадцать, эта традиция прекратилась. Вероятно, тем самым
кое-кто давал понять, что посчитал свой отцовский долг
выполненным.
Мама, как и две сестры до неё,
довольно рано ушла из дома, но, «огребя свободой» - что значит это
выражение, она никогда не рассказывала, - вернулась домой, окончила
школу и, к удивлению многих - в первую очередь, Бижу, - поступила в
общественный колледж Бомонта. К моменту знакомства с Заком Ходжесом
она училась на последнем курсе, и в Галвестоне проводила с
подругами пасхальные каникулы.
Это был бурный роман, из тех, что
бывают только в молодости, когда в любовь с первого взгляда не
только веришь, но и не представляешь, как может быть иначе. На
следующий день после знакомства папа сделал маме предложение. Ещё
через два они уехали в Мексику, где и поженились. Через месяц отец
снова ушёл в море, а через восемь родилась я.
Поколесив по штату, четыре года спустя родители поселились в
Бейтауне, пригороде Большого Хьюстона, известном самым длинным
вантовым мостом в Техасе. И пусть расстояние до центра седьмого по
населению города в Соединённых Штатах составляло всего двадцать
семь миль, о наличии хьюстонской родни я узнала только после
папиной смерти.
