Его снова нет дома. Уже поздняя ночь и я знаю, что его задержала
далеко не работа. Наверняка уже где-то затерялся среди бесконечной
вереницы ночных клубов и баров. Непременно наутро я снова увижу на
воротнике его смятой рубашки следы чужой женской помады. Снова
встречу взгляд полный боли, раскаянья и гордой злости. Он ничего
мне не скажет. Уйдет спать в отдельную комнату. Потом допоздна
станет работать в кабинете, а рассвет встретит с недокуренной
сигаретой, зажатой между пальцами.
Мы больше не разговариваем, редко встречаемся даже взглядом. Он
ненавидит меня, я это чувствую, догадываюсь, понимаю. Мне больно
оттого, что я превратила нашу жизнь в руины. Такой опрометчивой
ошибки я себе никогда не прощу. Какие бы разногласия между мной и
Германом не возникали раньше, я никогда не хотела ему навредить. Не
хотела заставить его страдать. Злилась, это правда, но чтобы
сделать ему больно – нет.
Всё внутри меня переломилось с приходом беременности, я будто
очнулась от затяжного сна и трезво посмотрела в глаза реальности.
Ни одна влюблённость или мимолетная слабость не стоят того, чтобы
ребенок жил без матери. И теперь я это поняла, правда уже
поздно.
Родители консультировались с разными адвокатами, но никто ничем
помочь не может. Одни либо находятся под влиянием Германа, другие
твердят, что в составленном контракте отсутствуют любые притязания
матери на ребенка. В любом случае, даже без наличия этого
контракта, ребенок в наших семьях всегда должен оставаться с отцом.
Такова традиция. Может быть, поэтому многие женщины у нас и не
стремятся к разводу.
Никакого другого выхода нет, кроме как подчиниться воли Германа,
но для меня это сродни гибели. Сердце больно сжимается лишь от
одной мысли, что моего ребенка отнимут. Заберут, как только я дам
ему жизнь. Горькое чувство, что я стала разменной монетой в
интересах родителей и собственной неопытности, сводит с ума. Мне
страшно, но я понимаю, что сейчас совсем не время опускать руки.
Необходимо что-то сделать, исправить ситуацию. А возможно ли это?
Как говорится, разбитую чашу не склеишь.
Тихо прохожу мимо приоткрытого кабинета Германа. Он сидит на
кожаном диване между тонкими изящными пальцами тлеет сигарета, лицо
спрятано в ладонях, локти уперты в колени. Вся поза моего мужа
указывает на его бессилие, усталость и отчаянье.
- Уходи, - слышу задушенное. – Уходи! – Герман поднял на меня
взгляд своих воспаленных красных глаз.
А я стою как идиотка, пошевелиться не могу. Муж резко встает с
дивана, подходит ближе и захлопывает дверь прямо у меня перед
лицом, даже легкий ветерок коснулся кожи. Я всё испортила…
Сегодняшний день должен был начаться, как и все предыдущие.
Сначала сбалансированный завтрак, чтобы ребенок мог получить все
обходимые витамины. После этого недолгая прогулка в саду, чтобы
подышать свежим воздухом. А потом плановый визит к
врачу-гинекологу. Дальше более-менее свободный график отдыха.
Чувствую себя, будто бы в больнице, а порой, как в настоящей
тюрьме. Если до этого момента казалось, что меня держат в
заточении, то теперь понимаю, насколько сильно ошибалась. Герман
контролировал каждый мой шаг, хоть сам и не принимал личного
участия в моей жизни. Мы редко видимся. Едим и спи порознь, всё
делаем отдельно. Только иногда и то по случайности сталкиваемся в
гостиной.
В больших черных глазах отчетливо видно ожесточение и вселенская
усталость. Взгляд колючий, пронизывающий, обвиняющий. Не могу
научиться его стойко выдерживать, прекрасно чувствуя за собой вину.
Мы быстро расходимся, как ни в чем не бывало, будто абсолютно
незнакомые люди и день продолжает идти вперед. Бесцветный, унылый,
тоскливый.
