Операция Шоколадная Полка

Ночь опустилась на дом тихо, будто кто-то огромный накрыл его мягким фланелевым пледом. Все звуки стали тише, мягче, словно сами надели пижамы. Где-то под потолком лениво скрипнула балка – старая, ворчливая, как дед, который ворчит во сне. В гостиной часы звякнули – без десяти одиннадцать, и их «динь!» растаяло в воздухе, будто мыльный пузырь.

На кухне спал чайник, обнимая носиком крышку. На подоконнике мирно дремала герань. Даже кот соседей – рыжий Мишка – не орал под окнами, а тихо мурлыкал во сне, подёргивая усами, будто ловил сны про сосиски.

А вот в детской не спали двое.

Точнее – один человек и одна кошка. Хотя, если спросить Машку, она сказала бы: «Пуля – не просто кошка. Она – почти я, только мягче». Машка лежала на боку, закинув руку под подушку. Волосы распушились веером, дыхание шло ровное, но глаза упрямо не закрывались. Иногда ночью в доме всё звучит иначе. Капля в раковине – не капля, а дыхание чего-то живого. Скрип шкафа – не скрип, а шёпот старой сказки. Машка любила слушать этот ночной язык вещей. Он будто рассказывал ей истории – тихие, только для неё.

Рядом, на подушке, сидела Пуля – плюшевая кошка с белой лапкой и красным бантиком. На ощупь – как облако, на вид – как капля мармелада с ушами. Если провести пальцем по спинке, воздух даже вздыхал от нежности.

Пуля была не простая игрушка.

Не потому, что у неё была вышитая улыбка или хвост, вечно сбивающийся набок. А потому что она жила. Просто у неё было собственное разрешение на это. Машка это знала – ну а кто, если не она, выдала то разрешение? Иногда Пуля молчала неделями – наблюдала, слушала, впитывала жизнь комнаты. А иногда вдруг оживала и начинала рассуждать о великих делах вроде «почему у плюшевых котов нет когтей» или «может ли подушка стать другом, если на неё не злиться».

И вот этой ночью Пуля молчать не собиралась.

– Маш… – прошептала она, шевельнув мягкими усами.

– М-мм? – откликнулась Машка, не открывая глаз.

– Я видела.

– Что ты видела, говори чётко, без загадок, – пробормотала девочка, натягивая одеяло до носа.

Пуля повернула голову, глаза-пуговицы блеснули в темноте.

– Я видела, где мама прячет шоколад.

Машка приоткрыла один глаз, потом второй.

В голове мигом проснулись все мысли, как цыплята под лампой.

– Не может быть. Мама всё съела. Проверено и задокументировано, – буркнула она, зевая.

Пуля возмущённо фыркнула. Бантик дрогнул, как флаг на ветру.

– Ошибаешься! Я видела собственными глазами. Вечером, когда она думала, что все спят. Подошла к шкафу, на цыпочках, достала что-то блестящее и… спрятала на самую верхнюю полку! Там, где коробка с кружочками и мамиными тайнами.

Машка резко села. Внутри у неё что-то тонко зазвенело – как ложечка, ударившая о стеклянный стакан.

– На верхнюю полку? Но это же… высота! Почти облака! Там живут только пыль и мамины запасные пуговицы!

– Вот именно, – серьёзно сказала Пуля. – И поэтому туда никто не заглядывает. Никто, кроме нас.

Машка задумчиво глянула на потолок. Верхняя полка казалась ей прямо как горная вершина – туда могли попасть только альпинисты… или очень отчаянные первоклассницы.

– Нам нужен план, – объявила Пуля торжественно.

– План?

– Да. Операция «Шоколадная Полка». Кодовое имя: «Сладкий рассвет».

Машка затаила дыхание. Сердце колотилось, как маленький барабан.

– А если мама проснётся?

– Тогда скажем, что мы искали соль. Все верят, когда кто-то ночью ищет соль.

Машка прыснула от смеха.

– А если упаду со стула?

– Тогда ты герой. Герои всегда падают с шумом. Но встают с гордостью.

Пуля говорила так уверенно, будто у неё за плечами было не одно приключение. И Машка поняла – спать больше нельзя. Ночь вокруг стала особенно интересной. За окном луна, похожая на большой глаз, смотрела прямо в комнату. Снаружи поскрипывал снег – будто кто-то осторожно шёл по облакам. Где-то под кроватью жил сонный тапок, который тихо перекатился, как будто тоже решил участвовать в операции. Машка встала. Пол холодный, как мороженое, но ей было не до того. Она натянула на себя свитер и штаны с зайцами, взяла табуретку, фонарик и… карту. Карту она нарисовала ещё вчера, когда мечтала стать следопытом. Правда, вместо гор и рек на ней были «шкаф», «стол» и «мамино строгое лицо». Пуля устроилась в кармане. Её пуговичные глаза сверкали, как два фонарика.