В мире, где всё пошло не так, даже дождь падал наоборот.
Эмма Ван Дер Берг стояла у окна своего кабинета на четвёртом этаже полицейского управления Нового Амстердама и наблюдала, как капли поднимаются с мокрого асфальта обратно к серым облакам. Не физически, конечно – законы гравитации никто не отменял. Но в её восприятии, искажённом полутора веками жизни в перевёрнутом мире, даже природные явления казались идущими против естественного хода вещей.
Одиннадцатилетняя девочка в строгом тёмно-синем костюме поправила значок на лацкане – «Детектив особого отдела» – и проверила время на массивных механических часах, доставшихся ей по наследству от прабабушки. Половина седьмого утра. Рабочий день в полиции начинался в семь, но для Эммы он начался три часа назад, когда её разбудил звонок о новом исчезновении.
Очередной Переходник пропал без следа.
За окном медленно просыпался город, в котором детство и взрослость поменялись местами. По Принсенграхт шёл седобородый мужчина лет шестидесяти, ведя за руку плюшевого медведя и насвистывая детскую песенку. Навстречу ему торопился восьмилетний мальчик в деловом костюме, говоря по телефону о биржевых котировках и слиянии компаний. У канала сидела пожилая женщина, пуская мыльные пузыри и смеясь, как ребёнок, а рядом с ней девочка лет десяти читала утренние сводки и делала пометки в блокноте.
Нормальный день в Новом Амстердаме. Нормальный для мира, где полтора века назад произошёл Великий Переворот.
Эмма помнила этот мир до катастрофы. Не своими воспоминаниями, конечно – она родилась спустя столетие после Переворота. Но память о "правильном мире" передавалась здесь из поколения в поколение, как болезненная генетическая аномалия. Каждый ребёнок в Новом Амстердаме знал, как должно было быть: дети играли, учились, росли медленно и постепенно. Взрослые работали, принимали решения, несли ответственность.
Теперь всё было наоборот.
Дети рождались с полностью сформированным интеллектом и эмоциональной зрелостью людей средних лет. К семи годам они уже читали философские трактаты, к десяти – управляли корпорациями, к двенадцати – возглавляли государственные ведомства. А взрослые взрослые с каждым годом становились всё более наивными, доверчивыми, беззащитными. К сорока годам средний человек имел эмоциональный возраст подростка. К пятидесяти – ребёнка. К шестидесяти требовал постоянной опеки и заботы.
Система работала. Странно, абсурдно, против всех законов природы и психологии – но работала. Детские корпорации приносили прибыль. Правительство двенадцатилетних министров принимало разумные решения. Полиция, укомплектованная детективами в возрасте от восьми до четырнадцати лет, успешно боролась с преступностью.
Правда, преступность здесь была особенная. Кто станет грабить банк, если все взрослые кассиры искренне верят, что деньги – это просто красивые бумажки для игры? Кто убьёт из ревности, если концепция романтической любви доступна только людям младше пятнадцати? Большинство "преступлений" в Новом Амстердаме составляли проблемы, связанные с самим Переворотом: взрослые терялись, как потерявшиеся дети; пожилые люди травмировались, играя в опасные игры; иногда кто-то из стариков забывал, как пользоваться элементарными вещами вроде плиты или ключей.
Но были и другие дела. Дела особого отдела.
Исчезновения.
За последние полгода пропали двенадцать человек. Все – в возрасте от двадцати восьми до тридцати пяти лет. Все – в критической точке перехода, когда взрослое сознание окончательно уступает место детскому. Переходники – так их называли в городе. Люди, балансирующие на грани между двумя мирами.
И все исчезали при одинаковых обстоятельствах: оставляли записку о том, что "помнят правильный мир" и "не могут больше жить во лжи". После чего растворялись без следа.
