Хлопья пушистые и легкие, как перья ангелов. Кружат в воздухе
медленно, на землю падать не спешат. Снег в этом году не первый, но
такой красоты я давно не видела .
Вечер будний, людей на мосту почти нет. Они все либо в офисах,
либо в пробках дорожных, в заботах, в делах и не видят этой сказки,
а я иду сквозь нее и чувствую себя счастливой просто так, как
бывает только в детстве.
— Девушка, хотите предсказание? — обращается ко мне шарманщик в
колпаке Санты. — Сегодня магия повсюду, обязательно чудо
случится!
— Только если ваша обезьянка оживет, — смеюсь, кивая на затертую
плюшевую макаку, охраняющую коробку с бумажными трубочками.
Я не верю в магию и чудеса, только в здравый смысл и
психоанализ, но зачем-то останавливаюсь и вступаю в диалог.
— А вы руку протяните, — лукаво улыбается шарманщик.
Мне становится интересно. Подхожу, тянусь к коробке с
предсказаниями, а игрушка вдруг как завизжит! В точности как макаки
орут в зоопарке! Одернув руку, я звонко смеюсь. Испугалась немного,
но больше удивилась и неожиданно обрадовалась.
— Аха-хах, я поняла! — нащупываю и достаю из кармана пальто
купюру.
— Осторожно положите ей в карманчик, — на полном серьезе
советует дядечка, прокручивая ручку шарманки.
Волшебный звук разливается в тишине, снежинки под него танцуют,
кружат вокруг меня, очаровывают. Это такая глупость, но я сую
деньги обезьянке за пазуху и достаю из коробки бумажку. Собираюсь
развернуть и прочитать, но Санта советует повременить:
— Лучше потом, в одиночестве, чтобы чудо не убежало.
Английский у него плохой, зато улыбка добрая, невозможно на нее
не ответить. Пряча предсказание в карман, я с грустью улыбаюсь:
— Не бывает никаких чудес. Все сами, своими руками.
Он понимающе кивает и прокручивает ручку, меняя лиричную мелодию
на веселую рождественскую, а я бегу дальше. Мне еще в магазин за
мишурой заскочить надо, а потом студию украшать. Рождество через
две недели, а там ни одной гирлянды.
За пять лет жизни в Европе я так и не привыкла к другим
традициям. Здесь у зимних праздников другое настроение, и
воспринимаются они иначе. Пока я жила в Мюнхене, даже елку дома не
ставила, на Новый год всегда летала к маме, отчиму и сестренке. У
Алиски в январе первый юбилей — уже пять лет нашему лучику, а я
впервые не приеду — банально не хватает денег на билеты.
С осени начался новый виток моей самостоятельной жизни. Я
переехала в Прагу, сняла квартиру и взяла в аренду танцевальную
студию. Пришлось оплатить большие депозиты и потратиться на мебель.
Студия небольшая, зато расположена в центре города и у неё
отдельный вход с улицы. Она обязательно раскрутится, но пока я с
трудом выхожу в ноль. Днем веду детские группы классической
хореографии, после обеда — класс любимого контемпорари, а вечера
храню под индивидуальные сеансы танцевально-двигательной терапии.
[1]
Диплом психолога я получила этим летом в Германии. Училась на
английском, который с фанатичным усердием зубрила полгода до
переезда. За годы учебы этот язык стал для меня вторым родным.
По-немецки тоже говорю, но хуже, а вот чешский пока не знаю,
поэтому очередь из клиентов на терапию не стоит. На прошлой неделе
запустила личный сайт и настроила рекламу. Жду результат.
— Ахойки, Элишка! [2]— широко улыбается Кэти, открывая и
придерживая для меня дверь.
— Не прекратишь меня так называть, буду звать тебя Катержиной, —
бухчу, внося коробку с новогодними украшениями.
С моим именем просто беда! Как меня только ни называли в Европе:
Эльза, Бети, Лиса… Поэтому я сразу представляюсь коротко и просто —
Лиза, но для самых близких я по-прежнему Вета.
— Велкам, Лиза, я согласная. Если только ты знать чешский.
По-русски моя двоюродная сестра говорит плохо и с акцентом. Ее
отец — чех, и родилась она в Праге, так что русский для нее
иностранный.
