Светлана лежала на диване на спине уже довольно долго и почему-то совсем не двигалась. Затекла спина. Ну и пусть затекла! Всё равно всё плохо! Света слушала голос своего дома: казалось, что она присутствует на поле боя. Вот сейчас на кухне открыли сражение мама и старшая сестра. Мама – экономист на большом предприятии: высокая и красивая женщина с фигурой Венеры. Она считает, что отец загубил её красоту, молодость, да что там – и саму жизнь.
А старшая сестра – студентка медицинского ВУЗа: высокая, угловатая, ноги утюжком, худая, не в меру умная и нервная, но всё равно родная. Сестра настойчиво хочет повторить путь мамы, но мама не одобрила выбор сестры, а жених и не стал настаивать. Вот теперь нет никакого.
– Дай мне миллион рублей, и я сразу найду себе принца на белом коне! – кричала старшая сестра, – нет у тебя миллиона – так и нечего было встревать! Хоть какой, но был жених, а вот теперь по твоей милости – никакого! Я никому не нужна! Одна – одинёшенька!
– Вот именно, хоть какой! А, вернее сказать, – никакой!
Время от времени слышался стук колёс. Это недалеко на улице проходила трамвайная линия. Казалось, что колёса дразнили спорщиц, потому что после тирады каждой на особенно высоком звуке они будто говорили поощрительно – иронично:
– Так, так, так. Дальше, дальше, дальше.
– Получается странное многоголосие, – подумала Светлана. – А, даже помню, как это называется – полифонизм.
Иногда сигналили машины, или громко тормозили колёса и, что удивительно, – тоже после особенно высоких нот.
– Все едут и едут куда-то. Одна я никуда не иду и не еду. Ну, и ладно. Мне просто некуда ехать или идти. Никто меня нигде не ждёт. И, вообще, – мне плохо, да, – очень плохо! У меня депрессия! Вот, вот, правильное слово подобрано – депрессия, – мысли безрадостно и тяжело ворочались в голове. – А как хочется, чтобы было всё хорошо! Какая я всё-таки несчастливая!
Мама попыталась открыть второй фронт. Слышно было, как она распахнула дверь в соседнюю комнату:
– А ты что молчишь? Ты что здесь окопался? Ты слышишь, что несёт твоя дочь?!
– А что несёт мамина старшая дочь, – рассеянно подумала Света, – ах, да, – про женихов. Это всем известно, ничего нового.
Выяснилось, что папа, как всегда, абсолютно ничего не слышал. Скорее всего, потому, что опять был занят чертежами. Работа не отпускала его даже дома, правда, к хорошей зарплате тоже даже и не думала подпускать. Но сейчас – о другом. Папа, наверное, всё-таки думал, что, если мама расторгла с ним брак, то он не может вклиниваться в её разговоры. Хотя с детьми он, конечно, брак не расторгал.
– В чём дело? – спросил папа, оторвавшись, наконец-то, от чертежей. Папа щурился, близоруко, непонимающе смотрел на маму. Казалось, что он с трудом понимает, что от него надо.
Мама оптимистично думала, что бывший муж из принципиальных соображений не открывает второй фронт. А тут дело было ещё хуже: он не слышал, как всегда, ничего вокруг, погрузившись во втулки, сгоны, резцы и свёрла. Так мама называла его инженерные занятия на дому. Со вторым фронтом, явно, – не получилось.
– Будет ли открываться третий фронт? – подумала про себя Светлана. А он почему-то настиг младшую дочь, мамину жилетку для слёз, – сразу же, без промедления.
Мама обессиленно и сиротливо села в кресло. Свете стало жаль маму.
Вот до чего доводят баталии на кухне: бледная, уставшая, поникшая, какая-то вся погаснувшая, как перегоревшая электрическая лампочка, раненая в кухонной битве, мама даже и не попросила дочь, как всегда, подвинуться или вообще встать с дивана, поскольку, она тоже устала и тоже хочет лечь. Мама не спросила младшую дочь, почему та молчит. Не упрекнула её в том, что ей всё равно, что происходит в семье, что она жестокосердная и никого не любит. Напротив, мама молчала, хотя в этом тоже не было ничего хорошего.
