Пролог
Последний месяц лета, год 86 от Первого
слова.
Архипелаг Итен, Северный остров.
Кровь из разбитой губы попала в рот. Алекс сплюнул, повернув
голову — отозвался болью ушибленный висок. Проклятые ивварцы,
занесло же их в таверну так некстати! Конь в упряжке экипажа
фыркнул и, понукаемый кучером, прибавил ходу.
Солёный ветер крепчал, волосы лезли в лицо, цеплялись за серьгу
в ухе. С моря надвигался шторм. Тучи клубились на потемневшем небе,
оно всё больше набиралось гнева и готовилось разъяриться грозой.
Шквалистые порывы доносили с близкого берега брызги, поднимали пыль
на дороге и гнули ветви деревьев так, что те скрипели и
трещали.
Наконец впереди, у развилки на дороге, показался старый рыбацкий
дом.
— Останови! — скомандовал Алекс кучеру и, когда повозка со
скрежетом притормозила, спрыгнул на землю. — Погоди здесь, я
недолго.
Деревня будто вымерла: вокруг никого, никакой суеты перед
штормом, даже псы не лаяли. В соседних домах было темно, кое-где
окна и вовсе заколотили досками. Похоже, стоило приехать раньше, а
ведь если бы не случайные обстоятельства, он бы ещё нескоро
добрался до родного дома. Привычно скрипнула знакомая калитка, а
узкая тропинка к дому заросла травой. Живы хоть?! Алекс громко
ударил старым железным кольцом об дерево, а потом с силой отворил
незапертую дверь и, пригнувшись, вошёл внутрь.
Сколько лет не был, лет пять? Показалось, даже потолки в доме
стали ниже. Алекс с осторожность выпрямился, едва не задевая
головой низкие доски.
— Отец? — позвал он.
Вскоре раздался лёгкий скрип старых досок. Но вместо отца из
маленькой комнаты вышла заспанная мачеха. Она держала в дрожащей
руке масляную лампу и щурилась, вглядываясь в полумрак перед собой.
В свете огня морщины на её лице казались резче и глубже, чем
раньше. Какой дряхлой она теперь стала… Остро кольнуло
жалостью.
— Алекс?! Но как ше?.. — проскрипела она со староивварским
акцентом, грубо и с твёрдыми согласными. Алекс и забыл, как говорят
тут, в деревнях. Он вообще, оказывается, уже многое позабыл из этой
прежней и такой давней жизни.
— Письмо вы, значит, не получили. — Он сбросил камзол на сундук
в углу и тяжело выдохнул. — Где отец?
— Он приболел и ослаб. Спит. — Пожевав губами, Грейя сухо
спросила: — Ты голоден?
— Нет, матушка, — Алекс позволил себе скупую улыбку. — Я похож
на голодного? У меня немного времени, к сожалению, нужно поговорить
с отцом. И с тобой.
Грейя сощурилась, осмотрев его разбитое лицо, но только молча
ушла на кухню.
— ...пропадает невесть сколько, а потом валится на голову, весь
драный, как подзаборный кот, — донеслось оттуда ворчание старухи,
которая загремела посудой в шкафах. — Капитан Дельгар, герой, как
ше, как ше... — передразнила она. — Двадцать девять лет, а
сам...
Не желая слушать пустое брюзжание, Алекс одёрнул порванный в
таверне рукав и прошёл в комнату к отцу. Тот и правда выглядел
плохо: бледный, осунувшийся, он лежал на низкой кушетке у самой
стены и дышал сипло, с трудом. Отцу шёл девятый десяток, и болезни
год за годом подтачивали ослабевшее здоровье.
Он даже не пришёл в себя, когда Алекс присел рядом и замер,
изучая отцовское лицо. Спокойное, расслабленное. Простое. Но в его
мягких чертах, сглаженных временем, во впавших щеках, в фамильной
горбинке носа Алекс искал что-то иное. Тёмное. Опасное. Отпечаток
древнего зла.
Алекс вздрогнул, когда сзади подошла мачеха с мокрым полотенцем
в руках и сказала:
— На-ка, вытри кровь. Красавец. — Он поднялся и осторожно оттёр
краем полотенца разбитую и распухшую губу. Посмотрел на красное
пятно на ткани и перевел взгляд на хмурую мачеху. Та снова
заворчала, но уже как будто теплее: — Ну, чего ты тут стоишь
смотришь? Старику покой нушен.
