— А ты еще, мать твою, кто такая?
От зычного низкого голоса я вздрагиваю и втягиваю голову в плечи
не в силах отвернуться от обзорного окна гостевых покоев.
Мой взгляд устремлен через толстое и пронизанное защитной
энергией стекло на мертвую планету Атерию, на орбите которой
застряла наша станция “Аталантис”.
— Глухая, что ли?
Сквозь бурые разводы пыльных облаков я вижу пустыни, высохшие
русла рек, что змеятся по серым долинам шрамами на коже Атерии,
черные пятна мертвых лесов и далекие развалины городов. Это
Валионор. Северный континент, который умер последним.
— Крошка, ты слышишь меня?
До него буквально сгнил западный Ахинорей. Он не высох, а сгнил.
Официальная причина отравленных водоемов, мутаций, живой плесени и
агрессивного грибка — вредные выбросы.
— Нам что глухую сучку отправили?
Я выдыхаю, и от моего выдоха стекло становится на секунду
мутным.
— Лишь бы язык был на месте.
Я ежусь. Одно их бурых облаков над Валинором вспыхивает красной
молнией, и на западной части континента закручивается несколько
вихрей. Сколько людей погибло в таких разрушительных ураганах?
Тысячи!
— А ты только об одном.
— А о чем мне еще? Тут тоска зеленая.
До Ахинорея задохнулась Алфирея. Кислород в воздухе снизился до
критического уровня, и постепенно смерть захватила все государства
и все города этого некогда плодородного континента.
Люди покидали Атерию несколькими волнами. Сначала эвакуировались
на ближайшие станции, а после расселялись в разные уголки
Вселенной. Где принимали, туда и летели.
Часть таких эвакуаций закончилась плачевно. Многие угодили в
рабства, другие просто не долетели.
А последняя волна беженцев застряла на орбитальной станции
“Аталантис”. Среди них оказалась моя мама, которая в момент
прибытия на станцию была беременная мной на последнем месяце.
— Когда с тобой говорят, — сильная и тяжелая рука грубым рывком
за плечо разворачивает меня от окна, — надо отвечать.
Я опять невольно вздрагиваю. Поднимаю загнанный взгляд.
Пронзительные карие, почти черные глаза и надменный излом густых
и четких бровей.
Волевой подбородок, резкие и высокие скулы. Темные короткие
волосы немного растрепаны.
Большой и мощный. Черная форма с серебряными вставками и
треугольным значком коалиции на груди обтянула его грудные мышцы,
руки и, кажется, вот-вот разойдется по швам.
Сглатываю.
Напряженный, будто готов схватить меня и разбить мою голову о
стекло обзорного окна.
— Вот это у тебя фантазии, — кривит губы, и в уголках рта
залегают жесткие и надменные складки. — И часто тебя головой об
обзорные окна бьют?
Взгляд у него холодный и пронизывающий, как тонкий клинок,
который медленно входит в мой мозг.
Он читает мои мысли. Я должна оборвать зрительный контакт,
опустить взгляд или хотя бы зажмурится, но я сейчас даже вздох не
могу сделать.
Я буквально оцепенела, как кролик перед голодным удавом.
— Не удавом, — ухмыляется и наклоняется, — а перед голодным
волком, детка.
Щурится. Его аура давит волю. Я аж физически ощущаю, как мой
мозг будто плавится под его прямым и тяжелым взглядом.
По спине бежит искра холодного страха. Сердце замедляет ход, а
после резко ускоряется и аж подпрыгивает, когда мрачное лицо
растягивается в новой ухмылке:
Напряжение нарастает.
Карие глаза в обрамлении густых черных ресниц вспыхивают желтым
огнем, и в мозгу отпечатывается тихий и строгий приказ:
— Дыши.
Глубокий вдох обжигает легкие. Меня ведет в сторону, а после я
под волной слабости головокружения оседаю на пол. Опираюсь руками о
холодный стальной пол, и судорожно дышу через рот, уставившись на
носки тяжелых ботинок, к которым прилипла пыль.
— Дыши, детка, — ладонь в кожаной перчатке касается моей головы
и небрежно поглаживает меня, пропуская волосы через пальцы. —
Умеешь надолго задерживать дыхание. Одобряю. Это полезный навык для
сучек.
