Развод. У него была другая жизнь

Я увидела их, когда мы с Катей были всего в нескольких шагах от школы. Мой мир раскололся в тот самый миг – с хрустом, с треском, подобно тонкому весеннему льду под тяжестью тела. Андрей – мой муж, человек, которому я отдала пятнадцать лет жизни, отец моего ребёнка, моя опора и моя крепость – стоял на противоположной стороне улицы у кафе с нелепо-яркой вывеской. Его фигура в деловом костюме была до боли знакомой, но всё остальное… всё остальное было чужим, невозможным, противоестественным.

Рядом с ним – молодая блондинка с идеальными чертами лица, словно сошедшая с рекламного плаката. Её округлившийся живот не скрывался даже свободным кроем бежевого пальто. Беременна. Месяц шестой, может, седьмой. Её рука – с длинными пальцами, на одном из которых сверкнуло золотое кольцо, – лежала на плече рыжеватого долговязого подростка. Его лицо, веснушчатое и угловатое, озарялось улыбкой, всегда, когда он смотрел на Андрея. На моего мужа.

А ещё час назад, стоя у окна своей спальни, я читала сообщение: «Задерживаюсь в Новосибирске до вечера. Рейс перенесли из-за тумана. Позвоню, как буду на месте». Ложь. Такая обыденная, такая будничная, словно чашка утреннего кофе. Сколько их было – этих непрошеных чашек?

– Мам, смотри, – голос Кати доносился как сквозь толщу воды, приглушённый, искажённый нереальностью происходящего. – Это же папа, да?

Я не могла вдохнуть. Воздух вокруг превратился в густое желе. Сердце колотилось где-то в горле, отдаваясь в висках оглушительным грохотом. А перед глазами плясали чёрные точки.

Пятнадцать лет брака, тысячи общих завтраков, ужинов, разговоров, планов… всё рассыпалось у меня на глазах, осколки впивались в кожу, в сердце, в душу, оставляя кровоточащие раны.

– Мама? – в голосе дочери звучала паника. Я скосила взгляд – её лицо, бледное, с расширенными глазами, исказилось от испуга.

Я смотрела, как Андрей наклонился к этой женщине и легко поцеловал её в щёку – тем самым жестом, каким ещё несколько дней назад целовал меня перед отъездом в мнимую командировку. Я видела, как его рука на мгновение задержалась на её животе – чужом животе, в котором рос чужой ребёнок. Его ребёнок. Они рассмеялись – все трое – звонким смехом счастливых людей, довольных своей жизнью. Жизнью, в которой для нас не было места.

Липкий, удушающий ужас сковал меня – ноги будто приросли к асфальту, руки онемели, сжимая детскую ладонь с такой силой, что дочь тихо вскрикнула. Я ослабила хватку, но не могла пошевелиться, парализованная этим спектаклем семейного счастья на противоположной стороне улицы.

Прошло не больше нескольких секунд, но мне казалось – целая вечность. Я увидела, как Андрей наконец заметил нас. Его лицо… Я никогда не забуду этого выражения. Всегда уверенный, немного насмешливый, иногда покровительственный, иногда нежный – сейчас он выглядел как загнанный зверь. Улыбка стекла с его лица, глаза расширились в чистом, незамутнённом страхе. А кожа на лице побледнела до синевы, как будто из него разом выкачали всю кровь.

Он сказал что-то женщине, и та медленно, как в замедленной съёмке, обернулась, проследив за его взглядом. На мгновение наши глаза встретились – ледяная голубизна против моих карих – и в этой короткой, молниеносной вспышке взаимного узнавания заключалась вся жестокая правда. Она знала, кто я. Знала всё о моём существовании. И продолжала жить с моим мужем, ждать от него ребёнка.

Ненависть полыхнула во мне раскалённым добела металлом. Я почувствовала её вкус на языке – горький, жгучий, как хинин. Кровь застучала в висках с такой силой, что заглушила все звуки улицы. Глаза затуманились красной пеленой ярости. Я хотела кричать, хотела броситься через дорогу и вцепиться в её идеальное лицо, в его предательское горло, разорвать эту картину фальшивого счастья на куски…