Он был удивительным… невероятным, и
смотрел так, словно я была богиней, а он ‒ обычным рабом в
восхищении взирающим на свою госпожу. Что прельстило его во мне,
заставило ловить глазами мои мимолётные взгляды, едва отвлечённые
от огненных вихрей.
От этого, казалось ‒ пламя в
моих руках запорхало, как бабочка, разлетаясь множеством искр
над головами зрителей. А он смотрел, не отрывая глаз. Синих и
бездонных как небо.
Сегодня я очень боялась.
Нет, в моей жизни было много
опасностей, но еще никогда не приходилось выступать перед огромной
толпой народа, в столице, да еще и перед самим императором и его
молодой невестой.
Идея нашего предводителя Гинго,
чтобы именно я вышла прямо перед всем двором и многочисленными
гостями. В Хелегае ‒ месяцем ранее ‒ выступление Гвен закончилось
для всех нас весьма неудачно, но об этом лучше не вспоминать.
Раньше все представления были не
только горсткой монет в шляпе, но и просто веселым развлечением для
всей нашей труппы. Однако, теперь…
И страшно, и в то же
время волнительно.
Правителю нет никакого дела до моих
огненных бабочек, как и его скучающей невесте. Ну и ладно! Зато
восхищение в глазах его свиты заменило мне тысячу имперских
даров.
Синеглазый воин все еще смотрел.
Выпустила огненного феникса
специально для него. Искристая птица пролетела над головами всей
свиты, включая и самого императора с невестой. Его избранница
оживилась, словно проснулась ото сна. И только воин по-прежнему
смотрел на меня. Никакие огненные причуды его не интересовали.
Правитель подзывал его к себе и дал
знак, что им пора отправляться.
Жаль. Никто и никогда мной так не
восхищался.
Бывало, взирали со снисхождением,
жалостью, насмешкой, даже похотью. Но так искренне и восхищенно ‒
никто и никогда.
Я сделала пируэт и отпустила
пламенных пташек в синеву неба, где они рассыпались фонтаном искр,
повергая оставшихся зрителей в бурный восторг.
Поздним вечером, когда в городе
продолжились гулянья в честь помолвки императора, я вышла подышать
отошедшим от дневного зноя воздухом. Чтобы прочистить от
сладковатого балаганного зловония нос и освежить першащее
горло.
На площади полным ходом шли танцы. В
огнях навесных фонарей ритмично двигались женские и мужские фигуры,
и это никак не напоминало пляску смерти, с которой мне доводилось
сталкиваться на протяжении всей жизни.
Что скрывать ‒танцевать я не умела.
Не было такой практики, да и учить меня было некому.
Гвен, Гинго, Сирвиг и Игуми
веселились вовсю.
‒ Что задумалась, красавица? ‒
Шаваро в сторонке дымила своей трубкой с едким табаком.
‒ Да вот, беда несусветная ‒
танцевать не умею, ‒ посетовала я на проходящее мимо меня очередное
мирское удовольствие.
‒ Как так-то? ‒ усмехнулась старая
цыганка. ‒ С огнем ты порхаешь словно птица, заставляя сердца
многих мужчин стучать бойкими каблуками на танцевальном помосте, а
просто вот так, под музыку, боишься?
‒ Я… не боюсь, ‒ тут же смутилась от
откровенных слов Шаваро. ‒ П-просто…
‒ Ни с кем еще не танцевала, ‒
добрая знакомая закончила фразу за меня, а я покраснела до самых
кончиков волос.
Ну не танцевала никогда и ни с кем,
и что из этого? Мне ли было расфуфыривать хвост перед кавалерами в
попытке привлечь их своими сомнительными прелестями. Моя жизнь была
совсем другой, и то, что я попала к бродячим артистам, стало для
меня великим счастьем.
У меня появилась семья, близкие и
родные люди хоть и не по крови, но по духу.
«Жизнь бродяги не для тебя,
девочка», ‒ часто говорила Шаваро.
А для кого? Именно с ними я стала
по-настоящему счастливой, да и свободной.
‒ Если не с кем не танцевала, ‒
снова заговорила цыганка, прервав мои мысли. ‒ Значит, и не любила,
и не целовалась, поди!
