В КОТОРОЙ ГЕРОИНЯ, НЕ
СТЕСНЯЯСЬ, ПОЛЬЗУЕТСЯ СВОИМИ СПОСОБНОСТЯМИ И НЕМНОГО ВСПОМИНАЕТ О
ПРОШЛОМ
Нахрена кембала *шерху* (Народная
мудрость)
Точкой отсчёта этой истории стал
жаркий день средолета*, утро которого я встретила на главной
площади Твайи, самого большого из Сайдерских* островов. Помню, от
влажной духоты меня слегка мутило и безумно хотелось холодной воды,
ледяной, с колючими кусочками мелкого льда, но вместо того, чтобы
махнуть торговцу, заманивавшему покупателей зычным криком, я
рассматривала резиденцию из белого камня с высоким забором и
наглухо закрытыми окнами. Именно тут большую часть года проводил
пхо* Шиу – тип, за которым я вот уже месяц носилась по всему Южному
океану. Точнее, не за ним самим, а за голубым жемчугом, которым он
владел. Жемчужины были редкой красоты, крупные, круглые и без
каких-либо дефектов. Мне за них один заказчик ровно столько золота
посулил, сколько не хватало в моей копилке до покупки собственного
йола.
Со светлым корпусом и белоснежными
парусами, с красивой надписью по борту «Песня ветра». Да я о нём
мечтала с тех самых пор, как мы с Эстэри оказались в Лэнаре.
Думать ни о чём не могла. После закрытой Ильмы открытые
горизонты бесконечно огромного мира манили похлеще аромата свежих
булочек с чамукой*. Вот только Эстэри променяла свободу морского
бриза на аромат супа, готовящегося на огне в домашнем очаге.
Нет, я названую сестру не осуждаю. Она выбрала мужа и детей,
я – море, ветер и огромный, прекрасный мир. И собственный йол,
который я обязательно себе куплю. После того, как соберу с бороды
пхо Шиу жемчужно-голубую росу...
Это было жаркое утро, а день обещал
быть знойным, безоблачным и базарным: на площадь уже потихоньку
съезжались рыбаки и зеленщики. Лавочники открывали двери и окна,
выкладывали на видное место расхожий товар.
Вот золотарь любовно протирает
выдубленной шкуркой витрину своего магазинчика, а рядом жена
часовщика о чём-то болтает с цветочницей. У мясника хорошее
настроение, об этом свидетельствует весёлый мотивчик, который
насвистывает мужчина, развешивая на деревянном поперечном шесте
ароматные колбасные кольца. А вот булочник, наоборот, имеет хмурый
вид. И я даже знаю почему. Видела, в каком состоянии он вывалился
сегодня ночью из инна, двери которого находились прямо напротив
окон комнаты, что я снимала на небольшом постоялом дворе в двух
кварталах от рынка. Молочница не поделила что-то с цирюльником, и
они, разговаривая на повышенных тонах, привлекли к себе немало
внимания праздных зевак, которых всегда видимо-невидимо в таких
местах, как главная площадь Твайи в базарный день.
Засмотревшись на волшебно-прекрасные
сладости, выставленные в витрине кондитера, я налетела на
низкорослого мужичка с топором плотника в руках.
– Куда прешь, зыбала! – ощерился
тот.
– Простите, дяденька! – пролепетала,
завороженно следя за тем, как угрожающе шевелятся мохнатые брови
мужичка. Он был на две головы ниже меня ростом, но гораздо шире в
плечах, да ещё и этот топор… – Я на тянучки залип.
Я была в роли долговязого Простачка
Рея, и люди покупались на его глуповатую улыбку. Правда, не всегда
и не все.
– А не слишком ли ты здоровый лоб,
чтоб на сладости засматриваться? Не совестно у мамки-то чешую
клянчить?
«Стыдно тому, у кого видно», –
подумала я словами одного знакомого матроса, который думал, будто я
пацан-юнга, и с таким рвением учил меня всевозможным пошлостям и
скабрезностям, что самый рьяный жрец Водного храма на его фоне
смотрелся бы ленивым васком*.
– А чего платите? – спросила, лениво
потягиваясь. Не то чтобы мне очень сильно хотелось махать топором,
но на что только ради дела не пойдешь.
– Пять золотых за клепало, четыре,
если доски подавать будешь, – отозвался плотник. – Один за уборку…
Опилки там подмести, щепки прибрать... Да ты не думай даже! Хорошая
плата. Работы-то на два часа. – Махнул рукой на чумной столб, возле
которого он сотоварищи собирался строить деревянный настил. – С
помостом разберёмся и по домам.
