Первой три «ха-ха» нашему тайному
побегу из консульства сказала, конечно же, лошадь.
За время отдыха под кровом Малдия я
успела несколько подзабыть, какой вредной и упертой могла быть эта
скотина, – хватало иных, более свежих и шокирующих впечатлений
(например, от того, какой вредной и упертой скотиной мог быть сам
Малдий). Однако лошадь никак не могла уступить пальму первенства
нашему гостеприимному хозяину.
Оглянувшись и обнаружив в повозке
приснопамятную лодку и четырех человек разом, ракшасова кляча
возмущенно всхрапнула и попросту отказалась двигаться с места.
Тарра Иттирия предложила как следует огреть скотину кнутом, но мы с
Лихом только переглянулись и ничего не ответили. Опыт подсказывал,
что подобного обращения лошадь нам точно не спустит, не говоря уже
о том, что ее ржание могло разбудить слуг.
Не для того я столько дней подряд
служила учебным пособием для ланы Фосс, готовясь изображать самую
обычную дарансийку в традиционном капюшоне, чтобы попасться прямо
на территории консульства!
– Должно быть, лошади будет слишком
тяжело тянуть повозку с таким грузом, – так виновато сказал Лихо,
будто это из-за него приключился столь досадный перевес, очевидный
для кобылы, но не для меня.
– Ладно, – с мрачным предвкушением
сказала я и потерла бровь. Сквозь дарансийские перчатки и плотную
ткань капюшона чешуйки магии, наконец-то выступившей на коже, не
царапались – но ощущались, и это возвращало веру в собственные
силы, едва не утраченную после стольких недель истощения. – Лодка
хорошо закреплена?
Лихо оглянулся и с сомнением пожал
плечами, тарра Иттирия была занята тем, что широко зевала, и только
Ярин, наученная горьким опытом, сперва вцепилась в борт повозки, а
уж потом потянулась свободной рукой проверить стропы – но все равно
не успела: в мансардном окне зажегся свет, и я отбросила
предосторожности.
Лодка взмыла в воздух первой: я
справедливо опасалась, что Лихо не рассчитывал на полет, когда
привязывал ее, а усилиями одной ланы Фосс крепления все равно не
проверить. Стропы натянулись, но выдержали (на бывшего помощника
можно было положиться даже в таких идиотских мелочах), а уж потом
от земли оторвались колеса повозки. Лошадь, будь она неладна,
все-таки заржала, беспомощно перебирая ногами в воздухе и не находя
никакой опоры, – но, когда окно мансарды распахнулось, мы уже
плавно летели над крышей консульства, и я искренне надеялась, что
уж на такой высоте слуги никакую скотину искать не станут вне
зависимости от ее вредности.
– Атисса Гроумвелл! – первым не
выдержал Лихо, когда повозка величаво проплыла над оградой
консульства и уверенно направилась к городским воротам, не сбавляя
высоты. – Вы же еще не… – в ночной тиши его испуганный шепот,
казалось, был слышен по всему Дарансу.
Безумный хохот прозвучал бы не
лучше, и я невероятным усилием воли ограничилась широкой улыбкой –
тоже, надо полагать, не добавившей мне благонадежности в глазах
слуг, но ничуть не умалившей моего триумфа.
Я смогла! Моя магия вернулась, и
теперь все приграничье может утереться!
Вот вернется еще и здравый смысл,
который поможет вспомнить, что необходимость хороших отношений с
Дарансом отпадет еще нескоро, а до тех пор не стоит даже думать о
назойливом соседе в подобном ключе, – и я снова смогу считаться
полноценным членом общества. Но сейчас – сейчас меня пьянила эта
маленькая победа над собой, и не было решительно никаких сил
сопротивляться.
– А ты помогай! – велела я Лиху и,
перебравшись на облучок, отобрала у него поводья.
Не то чтобы я рассчитывала
подхлестнуть лошадь – какой смысл? – зато она, обнаружив меня на
месте кучера, наконец-то замолчала. Возможно, вредная скотина
сейчас делала в уме пометки, как следует отомстить за эти мгновения
страха и беспомощности, но и это никоим образом не могло отравить
миг моего торжества.